— Долго искали?
— Не очень. Минут пять, может, десять. Вошел в зал, обошел вокруг ринга и пошел обратно. Вижу, Гасанов стоит у судейской и разговаривает с Ахундовым.
— С боксером?
— Нет. С его отцом. Его все знают. Он выполняет при сыне обязанности менеджера. Гасанов меня заметил и говорит: «Адигезалов тебя ждет». Я вошел в судейскую. Муслим был там один. Ходил из угла в угол. Я спросил, что он мечется? Говорит: «Думаю». Мы еще немного посидели и пошли на свои места к рингу. Больше я со своей сумкой не расставался.
— На соревнованиях у вас всегда при себе бутылка с водой?
— Конечно. Только обычно эта вода для питья не используется. Она — на всякий случай, если вдруг придется промыть ранку, смыть кровь с рассеченной брови.
— Скажите… — Горин прищурился. — А где ваша бутылка сейчас? Мы искали ее и во Дворце спорта, и в больнице, но она как сквозь землю провалилась.
— Я не знаю, где бутылка. — Джавадов прижал руки к груди. — В раздевалке, когда Бауэрс скончался, она была у меня в руке. Знаете, это был ужасный момент. У меня в прямом смысле слова опустились руки. Я даже не заметил, как вода вылилась на пол.
— Вы хотите сказать, что вылили воду из бутылки на пол в раздевалке.
— Я не вылил, — смутился Джавадов. — Я случайно. Поверьте мне.
— А где же сама бутылка? Уж не разбили ли вы ее?
— Нет, нет. Я поставил ее на стол в раздевалке. Да, кажется, так. И там забыл.
— Значит, бутылка осталась в раздевалке?
— Во всяком случае, я ее оттуда не брал. Конечно, если бы я знал, что она… что вода в ней… но я не знал, что там яд. Клянусь вам. Товарищ подполковник, зачем мне травить Бауэрса?
— Вроде незачем, — согласился Горин.
— Конечно. — Джавадов недоверчиво взглянул на него, будто проверяя, действительно ли подполковник с ним согласен. Ни слова не говоря, Горин взял пропуск доктора и сделал на нем пометку.
— Я могу идти? — Джавадов кивнул на пропуск.
— Подпишите протокол и можете быть свободным. Только, думаю, нам придется еще раз встретиться.
— Конечно, конечно, — забормотал Джавадов, которому слова о грядущей встрече испортили настроение. Он хотел что-то спросить у подполковника, но передумал, махнул рукой и взял ручку.
3
Понедельник (вечер)
В мраморном вестибюле гостиницы «Интурист» Шахбекова встретил администратор.
— Меня предупредили о вашем приезде, — шепнул он и заговорщицки склонил голову.
— Прекрасно, — громко сказал капитан, с интересом разглядывая группу иностранцев у скоростных лифтов гостиницы.
— С кем бы вы хотели побеседовать? — Администратор отвел капитана к своей конторке.
— С менеджером сборной Европы. — Шахбеков заглянул в блокнот. — Мишелем Эндоссе.
— Четвертый этаж, номер 443, — сказал администратор, проведя пальцем по странице канцелярской книги.
Шахбеков небрежно кивнул и пошел к лифтам.
Наверх он поднимался с французами. Капитан неодобрительно покосился на шорты двух бородатых мужчин, а короткие юбочки девушек заставили его отвести глаза. Две старушки, одетые, слава богу, в брюки, оживленно обсуждали подробности экскурсии. Шахбеков, вспоминая отдельные слова французского, понял, что в Баку жарко и есть море. Наконец лифт остановился на четвертом этаже, и капитан вышел.
Мишель Эндоссе, седой и стройный мужчина, оказался совсем не похож на известные по кинокартинам образы испанцев — черноволосых крепышей с кушаками на талии. Он пожал Шахбекову руку и пригласил в гостиную своего номера. Капитан вошел, с уважением оглядел стены, обитые толстым сукном. «Ишь ты, — вздохнул он. — Можем, же создавать интерьер, когда хотим».
Из кресел навстречу Шахбекову поднялись двое.
— Наш доктор Ральф ван Рейхен. С ним вы, кажется, знакомы. И секундант Бауэрса Отто Мюллер, — представил своих товарищей Эндоссе, вполне прилично владея русским.
— С доктором мы виделись в больнице у профессора Тахмазова. А с господином Мюллером мне приятно познакомиться, — учтиво проговорил капитан, пожимая протянутые руки.
— Прошу садиться. — Эндоссе первым опустился в кресло. — Я подумал, что будет лучше, если в нашем разговоре не примут участия посторонние. И потому попросил нашего переводчика временно передать мне свои обязанности. Если вы не возражаете, конечно.
— Отчего же, — пожал плечами Шахбеков, стараясь сообразить, нет ли в желании Эндоссе избавиться от переводчика подвоха. — Если вы не будете возражать против того, что я запишу наш разговор на магнитофон, думаю, мы быстро найдем общий язык.