Выбрать главу

Хотя нет, я понимаю.

Уходя с Финном, я оглядываюсь.

Того привлекательного темноглазого незнакомца уже нет.

3

Tribus

Финн

ЧертПодериНичегоНельзяСделать. РаньМеняЗасранец. НичегоНельзяСделать. ТыТакДосталМеня. РаньМеня. РаньМеня. РаньМеня. НичегоНеМогуПоделать. УбейМеняУжеНаконец.

Как всегда, я их игнорирую… Голоса в моей голове что-то шепчут и насвистывают. Они всегда звучат фоном, где-то внутри моего уха. Их несколько, в основном это женские голоса, но есть и пара мужских. Их сложнее игнорировать, потому что порой я путаю их со своим собственным.

Это действительно сложно, не обращать внимания на свой внутренний голос.

Несмотря на то, что почти всегда мне удается оттеснить их на задворки своего подсознания, у меня пока не получилось прогнать их прочь навсегда. Цветные пилюли, которые я принимаю каждый день, не могут заткнуть их, точнее, это выходит далеко не всегда.

В связи с этим и по причине того, что меня от них начинает тошнить, я добавил пару новых пунктов в свой план на следующий день. И их было не так уж сложно вычеркнуть по мере исполнения.

Перестать принимать таблетки.

Не говорить об этом Калле и отцу.

Я проецирую карту своего ментального состояния у себя в голове совершенно ясно, потому что концентрация на этом помогает приглушить голоса на какое-то время. Мой список разместился на белом блокнотном листе, разлинованном синим, с тонкой розовой чертой, протянувшейся слева по вертикали. После того, как текущая задача завершена, я провожу через нее воображаемую линию, перечеркивая написанное. Это позволяет мне почувствовать, что дело доведено до конца.

Без своего списка я бы не смог прожить и дня. Без него я не могу ни о чем думать, не могу сосредоточиться. Без него у меня не получается даже выглядеть нормально. Это что-то вроде моей компульсии, еще одно доказательство того, что я окончательно спятил.

Никто, кроме Каллы и отца, не догадывается, насколько я безумен. На самом деле даже они не представляют всех масштабов.

Не до конца.

Они не знают, как я просыпаюсь посреди ночи; мне приходится прикладывать усилия, чтобы остаться в постели, потому что голоса убеждают меня пойти и сброситься со скалы. Чтобы помешать себе осуществить это, я ныряю в кровать к Калле: по неизвестным мне причинам она заставляет их замолчать. Но не может же она быть со мной каждую минуту.

Сестра не может находиться со мной рядом в течение дня, когда мои пальцы чешутся, пытаясь забраться под мою собственную кожу, когда мне хочется побежать к подножию горы и бросить свое тело под колеса проезжающих мимо машин.

Почему я вообще испытываю такое жгучее желание это сделать?

Из-за чертовых голосов.

Они никогда не заткнутся.

Порой доходит до того, что я уже не понимаю, где реальность, а где нет, и это дико пугает меня. Это пугает не по-детски, в частности, потому, что Калла и я скоро разделимся. Она думает, что мы отправимся в один колледж, что я поеду вместе с ней в Беркли. Но я не могу этого сделать. Я не могу окончательно высосать из нее душу. Я буду самым отвратительным человеком в мире, если я посмею так с ней поступить.

Поэтому совсем скоро я отправлюсь в Массачусетский Технологический Институт, а она будет в Беркли. А что потом?

С ней все будет нормально, потому что она в своем уме. А что будет со мной?

На выходе из комнаты психотерапевта я наклоняюсь и делаю глоток из фонтанчика с питьевой водой. Несколько капель ледяной воды стекают вниз по моему горлу, и голоса незамедлительно реагируют.

Разорви на части.

Я ловлю свою руку, когда она уже находится на моем горле, только тогда до меня доходит, что собираюсь сделать. В замешательстве я заставляю свою руку вернуться назад.

Я не буду ранить себя.

Господи.

Я должен сохранять адекватность.

Быстрее. Я нахожу Каллу, уютно пристроившуюся на своей излюбленной скамейке, она уставилась куда-то вдаль. За двенадцать широких шагов я преодолеваю расстояние между нами.

– Калла, мы идем?

Она смотрит на меня, как будто мы не знакомы, но потом осознание отражается на ее лице, она улыбается.

– Ты в порядке? – голос Каллы обволакивает меня, словно одеяло.

Она помогает мне сохранять равновесие.

Так было всегда. Возможно, даже в материнской утробе.