Я отодвинула его стул и, оглядев комнату, вспомнила совет номер два. Схватив его пиджак, перекинутый через ручку кожаного дивана, я скомкала его в клубок и аккуратно подложила ему под голову. После этого я ослабила его галстук и расстегнула две верхние пуговицы рубашки. В то время как часть меня чувствовала себя странно, другая моя часть вообще ничего не чувствовала и не думала. В этот момент я действовала под адреналином.
Он дрожал и трясся, когда я осторожно надавила на его плечо, чтобы повернуть его на бок.
Кусая ноготь, я взглянула на часы и увидела, что прошло уже около четырех минут. Я положила руку на его плечо, просто чтобы дать ему понять, что я рядом, как я всегда делала с мамой.
Он что-то прошептал, и я наклонилась вперед, пытаясь разобрать его слова.
— Непробиваемый, — снова прошептал он.
Непробиваемый? Правильно ли я его поняла?
Дрожь ослабла. Его дыхание замедлилось. На лбу выступили бисеринки пота, лицо стало призрачно-белым, но, похоже, припадок прошел.
— Профессор? — Я слегка сжала его руку, и его глаза распахнулись.
Он отшатнулся назад, чуть не ударившись головой о парту.
— Не прикасайся ко мне! Не прикасайся ко мне, черт возьми! — Слова прозвучали как предупреждение, и я попятилась назад, отталкиваясь от него ногами.
— Простите. Я... я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке.
На его лице застыло выражение растерянности, он принял сидячее положение и огляделся по сторонам. Когда его взгляд упал на свернутое в клубок пиджак, его челюсть напряглась.
— Этот скомканный на полу пиджак стоит пятьсот долларов, — сказал он, бросая пиджак на стул. — В следующий раз, когда решите что-нибудь помять, подумайте о том, чтобы использовать что-то свое.
Все сочувствие, которое у меня еще оставалось, тут же улетучилось.
— Серьезно? У вас только что случился припадок на моих глазах, а вы беспокоитесь из-за маленькой пылинки на пиджаке?
— Добро пожаловать в мой обычный вторник. В этом нет ничего необычного. — Он поднялся на ноги и встал надо мной.
Мне не понравилось, что он смотрит на меня сверху вниз, поэтому я тоже вскочила на ноги.
— Наверное, мне не стоило здесь оставаться.
— Наверное, не стоило.
Ублюдок!
— Простите меня за то, что я была порядочным человеком.
— Порядочный человек поступил бы достойно, если бы ушел, когда его отпустили. — Последнее слово он процедил сквозь стиснутые зубы.
Я поняла, что он не злится на меня, но, возможно, немного смущен. Несмотря на желание вступить с ним в словесную перепалку и не отступать, я сказала мягче.
— Приношу свои извинения. Я начала действовать, не подумав.
— Вы, конечно... — Его челюсть снова напряглась, мышцы дрогнули, так как он явно пытался сдержать свои слова. На резком вдохе он застегнул рубашку и поправил галстук. — Немного переборщили.
Пожав плечами, я сцепила руки, чтобы он не видел, как сильно я дрожу в этот момент.
— Я просто хотела, чтобы вам было удобно, вот и все. Сэр.
На последнем слове он перевел взгляд на меня, и его челюсть дрогнула.
— Вы можете идти, мисс Веспертин.
Молча кивнув, я собрала свою сумку. Не знаю, почему я чувствовала разочарование, покидая его кабинет, если не считать того, что мой вариант помощи в его лаборатории был жестоко отвергнут. Я не ожидала, что он обнимет меня за то, что я все это время была рядом.
Тем не менее, поблагодарить было бы неплохо.
ГЛАВА 22
ДЕВРИК
— Ах! Черт побери! — Барлетта поднял руку, прикрываясь от фонарика, которым я светил на него сквозь решетку. Серебристое свечение отражалось от его глаз, придавая ему тревожный вид, характерный для зараженных Ноктисомой.
— Тапетум люцидем.
— Что?
— Это то, из-за чего у некоторых животных появляются светящиеся глаза. — Я опустил фонарик и сел на стул рядом с его камерой. — У людей, конечно, этого нет. Но организм ведет ночной образ жизни, и ему это необходимо.
Тыльной стороной ладони он потер глаза и застонал.
— Я не могу выносить свет. Это больно.
— Тебе он больше не нужен.
Опустив руки, он уставился вдаль, его выражение лица исказилось от беспокойства.
— Я не хочу видеть те вещи, которые вижу в последнее время.
— Какие вещи? — Я оперся рукой о спинку стула, уже зная, что он собирается мне сказать.
— Мой сын. — Он усиленно моргал, похоже, подавляя слезы, и прочистил горло. — Кровь из его головы, — сказал он, жестом указывая на свою голову. — Он пришел ко мне прошлой ночью. Это было похоже на сон. Чертов кошмар.
— Галлюцинации — обычное дело. Организм иногда использует эти образы, чтобы манипулировать тобой.
Грусть в его глазах, которая была несколько минут назад, сменилась ужасом.
— Ты хочешь сказать, что я снова буду видеть своего сына в таком состоянии?
— Да. Чувство вины — прекрасный способ манипуляции.
Он уставился вдаль, медленно нахмурив брови, что свидетельствовало о том, что новость его встревожила.
— Не так давно ты сказал, что откроешь причину всего этого. Почему я?
— Я действительно это сказал, не так ли? — Я сел вперед и уперся локтями в верхнюю часть бедер. — Возможно, лучше вернуться к истории моего детства. В конце концов, что хорошего в раскрытии, в повороте, если он не имеет абсолютно никакого значения.
Скрестив руки, он покачал головой.
— Я тебя как-то не так понял?
Я издал невеселый смешок.
— Да, мистер Барлетта. Вы меня совершенно неправильно поняли, но мы к этому еще вернемся.
— Та ночь с трупами. Это то, что тебя испортило? Почему ты забрал меня с улицы, чтобы посмотреть, как я прохожу через это дерьмо? У тебя какая-то травма, и тебе нужно выместить ее на ком-то другом?
Меня это запутало. У обидчиков такое искаженное представление о реальности. Не обращая внимания на его обвинения, я не стал отвечать на последний вопрос. На самом деле, каждый мускул моего тела боролся с желанием не пролезть через решетку и не задушить его прямо сейчас. Только утешение от осознания того, что его ждет, успокоило мои мысли.
— Эта ночь была одной из многих. Мой отец нашел эффективное средство, чтобы напугать меня до смерти, и использовал эту силу при каждом удобном случае. Пока в конце концов я не стал таким же мертвым внутри, как те трупы.
— Разве у тебя не было матери, которая присматривала бы за тобой?
— Моя мать умерла при родах. —У нас с братом была только Ханна, служанка. И поскольку она была старше, а мой отец не был заинтересован в том, чтобы трахнуть ее, то оставалась только она.
Видение Ханны, нежно растирающей мне спину во время одного из приступов, каким-то образом напомнило Лилию в моем кабинете. Ее мягкие движения и заботливые глаза. Ее нежная рука в моей. В ней было что-то такое искреннее и настоящее.
Мне было неприятно, что она видит меня вот таким, на полу. Беспомощным, когда боль сковывала каждую мышцу моего тела, как вспышка белого пламени. И только когда я вышел из этого состояния, когда ее размытое лицо резко появилось перед глазами, а сине-зеленые глаза смотрели на меня с тревогой и паникой, что-то сдвинулось внутри меня, вызвав необъяснимую боль в груди. Но все, что приходило мне на ум в тот момент, это слова отца, сказанные им в детстве, когда у меня случался приступ.
— Ты всегда был слабее всех.
— Жалкий.
— Так в чем же я ошибся? — Голос Барлетты вывел меня из задумчивости.
Ответ промелькнул на задворках моего сознания, но я отказался окунаться в эти темные и мутные воды. Еще не время. Нарастающая боль пульсировала в висках. Непроглядная чернота заползла в сознание, и я снова стал жертвой воспоминаний.
***
— Скажи мне, кто смеялся над тобой. — Кейдмон сидит на краю кровати и смотрит на меня, а я смотрю в окно.
В тот день меня отправили домой, когда у меня разболелась голова. Все мое тело свело, и в итоге я обмочился на глазах у одноклассников.