— Все.
— Тогда я их всех накажу.
Я ничего не отвечаю, продолжаю смотреть в окно.
— Что тебе сказали голоса? — допытывается он.
Иногда я слышу их, когда заперт в шкафу. Странные голоса, которые шепчут секреты. Обещания смерти.
— Я уже не помню.
Краем глаза я замечаю, как Кейдмон тянется к моей руке.
— Ты холодный.
Только осознание того, что он коснулся моей кожи, выбивает меня из колеи. Не то чтобы я это почувствовал. Я ничего не чувствую в своих руках и кистях, с той самой ночи, когда отец ударил меня по голове.
Я отдергиваю руку, отталкиваясь от отсутствия ощущений. Неприятно наблюдать, как кто-то прикасается к тебе, но при этом ничего не чувствовать.
— Я должен покинуть это место, Кейдмон. Мы должны уйти далеко отсюда.
— Куда?
— Я не знаю. Подальше, туда, где он не сможет причинить нам вреда.
— А может быть, тебе стоит перестать вызывать его гнев. Каждый день ты испытываешь его терпение, Деврик. — Он быстро отводит взгляд, прекрасно зная, что мои наказания еще ни разу не соответствовали преступлению. Отец всегда был суров со мной. Неважно, что я делаю, как стараюсь быть у него на хорошем счету. Он ненавидит меня. И всегда ненавидел, и Кейд это знает.
— Сегодня дважды болела голова. Доктор Майнш говорит, что дальше будет хуже.
Кейд переключает свое внимание на меня, в его глазах появляется жалкое и слишком знакомое выражение беспокойства.
— А спазмы?
— Я не мог двигаться. Не мог дышать. Я думал, что умираю.
Его губы снова скривились в злобном оскале.
— И что он с этим делает?
На этот раз отворачиваюсь я. Я смотрю на двор под моим окном, наблюдая, как ястреб спускается на птицу поменьше.
— Он ничего не может сделать. Когда-нибудь мне станет так плохо, что сердце остановится. Я не хочу умирать в этом месте. В этом доме. — Меня охватывает паника, и я сжимаюсь в клубок, дрожа от охватившего меня страха. — Он собирается снова поместить меня в ту комнату с трупами. Он заставит меня там спать! Мне нужно выбраться отсюда. Я должен уйти! — Я потираю свою голову. — Смерть идет за мной, Кейд! Она собирается забрать меня!
— Эй. — Кейд обхватывает меня руками, но я отталкиваю его, тыльной стороной ладони по его груди, чтобы разорвать объятия. — Ш-ш-ш. Все в порядке, Дев, — шепчет он, пытаясь успокоить меня. — В следующий раз, когда он бросит тебя туда, я хочу, чтобы ты сказал слово. Сильное слово, хорошо?
Я все еще в его объятиях и тяжело дышу через нос.
— Какое слово?
— Непробиваемый.
— Непробиваемый?
— Да. Это значит, что ничто плохое не может причинить тебе вреда. Никогда. Когда ты чувствуешь, что Смерть идет за тобой, ты произносишь это слово. Тогда смерть не сможет тебя тронуть.
***
— Ты ненормальный. — И снова голос Барлетты вырвал меня из воспоминаний. — Вот почему ты это делаешь. Что-то превратило тебя в психа.
— Не что-то. Кто-то. — Я на мгновение остановился, размышляя, как много я должен рассказать совершенно незнакомому человеку. В общем-то, это было неважно. Этот человек скоро заразится, и все наши разговоры уйдут в пустоту вместе с ним. — У меня редкое генетическое заболевание. Оно называется болезнью Вонерика. Оно не проявляется до поздних лет жизни. Если только не спровоцирована травмой.
— Удар по голове. Твой старик спровоцировал это.
— Да. Каждый день я живу с риском, что сердце не выдержит и остановится.
— Если это генетическое заболевание, значит, оно есть и у твоего брата?
— Было, — поправил я.
Его брови дрогнули, и он переместился на койке.
— Его уже нет в живых.
— Нет, это не так. — Сколько бы лет назад это ни было, гнев все еще кипел во мне, умоляя вырваться на свободу. — И нет, не каждый ребенок страдает от этой болезни. Но, как я уже сказал, мы скоро к этому вернемся. Подозреваю, что сейчас ты, наверное, умираешь от голода.
— Да. — Он посмотрел на блюдо, которое я поставил рядом с креслом, когда только пришел. — Мне захотелось странного. Например... сырого мяса.
— Ноктисома использует железо для выработки белков, которые создают физиологические изменения. Например, твои отражающие глаза. Она истощает запасы железа в крови, и тебе захочется мяса. — Я снял серебряную крышку с тарелки с бифштексом прожарки рэр, картофелем и стручковой фасолью, которую мне приготовил повар в Дарриган-Холле. Внизу решетки камеры была маленькая дверца, через которую я просунул ему еду.
С бешеным азартом он подтащил к себе тарелку и обеими руками поднял толстый кусок мяса, поглощая его, как животное. Кровь стекала по его рукам - мясо было настолько сырым, что, вероятно, грозило пищевым заболеванием. Впрочем, это не имело значения. Любая бактериальная инфекция, которой он мог бы заразиться, была бы быстро уничтожена Ноктисомой, которая не любила конкуренции.
Пока он уплетал свой ужин, я сунул ему в камеру маленькую чашку с водой, которую он быстро схватил и стал глотать с отвратительным чавканьем.
— Почему так мало воды? Я хочу пить, — сказал он и протянул мне чашку обратно, как будто я собирался дать ему еще.
— Твой мозг говорит тебе, что ты хочешь пить.
— Мои губы, черт возьми, сухие как кость. — Он зачерпнул вилкой картофель, и я скорчил гримасу, глядя, как еда сползает по уголкам рта на тарелку, откуда он снова зачерпывает ее.
— Да, я полагаю, что это так. Паразит хочет, чтобы ты двигался к источнику воды, тогда он сможет в конце концов убить тебя. На самом деле, если бы ему не требовались твои здоровые органы для роста, он вполне мог бы жить внутри тебя в воде.
Он приостановил свое отвратительное поедание и на мгновение уставился вдаль.
— Черт возьми, каждый раз, когда ты рассказываешь мне об этой штуке, я пугаюсь еще больше. Это что, будет как в фильме «Чужой», когда он выскочит из моей груди?
— Это будет не очень красиво и не очень приятно, но ничего такого драматичного, нет.
Опустив взгляд, он покачал головой, зачерпнув немного зеленой фасоли.
— Это хреново, — сказал он, набивая рот овощами. — Мне кажется, что я сейчас в самой лучшей форме за всю свою жизнь. Как будто я могу пробежать этот чертов марафон.
Я пожал плечами.
— Наверное, смог бы.
— Но ведь этого не случится? — Он наколол на вилку еще одну порцию стручковой фасоли, не удосужившись взглянуть на меня. — Ты же не планируешь отпускать меня после всего этого.
— Нет. Не планирую. — Зачем врать парню или приукрашивать неизбежное? — Мне нужны организмы, растущие внутри тебя, и я намерен собрать их, когда ты умрешь.
— Зачем?
Я потер пальцы друг о друга, но только неприятное покалывание от давления на них укололо мою кожу, как крошечные разряды электричества. Я снова вспомнил, как Лилия держала мою руку. Как колючее ощущение было вызвано ее нежной лаской.
— Чтобы я снова мог чувствовать.
— Ты что, ничего не чувствуешь? Совсем?
— Нет. Это как быть запертым внутри трупа.
Он фыркнул и покачал головой, снова погружаясь в свое картофельное пюре.
— Должно быть, это сводит тебя с ума.
Я стиснул зубы, наблюдая за ним, и что-то темное скрутило мои внутренности.
— Это сводит меня с ума.
Должно быть, он уловил раздражение в моем голосе, так как поднял взгляд и передернул плечами.
— Эти черви — лекарство?
— Нет. — Я поднялся со стула и засунул руки в карманы. — Лекарством являются их токсины. К сожалению, их нелегко изготовить в лаборатории. Нужно свежее человеческое тело.
— Я первый, кого ты... ну, знаешь, заразил подобным образом?