Белые лампочки в ржавых обоймах освещают длинный проход, по которому к нам направляются две фигуры. Этих мужчин мы никогда не видели, но оба они одеты в черные костюмы, и в руках у каждого по пистолету.
— Давай! — шепотом кричу я Кейдмону и дергаю его назад. Дверь в конце коридора, как всегда, заперта, это тупик, поэтому мы бежим в другую сторону, к шкафу.
Звуки шагов становятся все громче. В любой момент эти люди свернут за угол и найдут нас. Кто знает, кто они такие, черт возьми, и чего они хотят, но в любом случае, если они найдут нас здесь, внизу, это не очень хорошая идея.
Когда меня резко дергают за руку, я поворачиваюсь и вижу, что Кейдмон тянет меня к чулану.
Я качаю головой. Я не могу. Не могу.
— Нет! Нет!
— Нам некуда идти, Деврик. Пошли!
Шаги приближаются к углу.
Кейдмон затыкает мне рот рукой и тащит за собой в чулан. Паника зарождается в моем теле, поднимаясь вверх, как торнадо, к моей груди. Я хриплю, пытаясь отдышаться, и мне не хватает воздуха, который я вдыхаю через нос. Свет исчезает, когда он закрывает дверь, все еще прижимая меня к себе.
Пока мы не погрузились во тьму.
— Я здесь, Деврик, — шепчет он мне на ухо. — Сосредоточься на моем голосе.
С трудом дыша, я закрываю глаза, все мое тело дрожит и напряжено. Слабая хватка его руки прорывается сквозь оцепенение, от которого мои руки кажутся ледяными и тяжелыми.
— С тобой все будет хорошо. Ничего не случится. Сосредоточься на моем голосе, Дев.
Колющая боль пронзает мой череп, и я вскидываю руки вверх, отбивая его руку. Я падаю на колени. Теплая струйка стекает по моим бедрам и оседает на пол, просачиваясь под щель в двери. Мышцы напрягаются, под кожей затягиваются тысячи мелких узелков.
В кладовку врывается свет, и сквозь пелену в глазах я смотрю на двух мужчин. Чернота проникает внутрь, грозя утянуть меня под себя. Что-то толкает мое тело.
— Оставь его! — кричит Кейдмон.
Темный кошмар поглощает меня целиком.
— Он обмочился! — рычит незнакомый голос. — Возьми другого!
Острая боль пронзает мои мышцы, и я падаю на пол в мокрую лужу. Сквозь туманную дымку я вижу, как один из мужчин утаскивает Кейдмона.
Взявшись рукой за горло, брат смотрит на меня расширенными от страха глазами.
— Ты не можешь его бросить! Он умрет! Он умрет!
Непробиваемый.
Я открываю рот, чтобы выкрикнуть это слово. Но ничего не выходит.
— Непробиваемый! — наконец, кричу я. — Непробиваемый!
В поле зрения появляются ботинки, и тут я понимаю, что второй мужчина стоит надо мной. На мгновение мне кажется, что он собирается утащить меня вместе с братом. Вместо этого он отводит кулак назад и бьет меня по щеке, вызывая взрыв света, который вспыхивает у меня перед глазами, а от удара у меня начинают дребезжать зубы.
Мой брат исчезает за черным щитом.
***
— Что это значит? Непробиваемый? — Вопрос Барлетты вырвал меня из воспоминаний, вернув в настоящее.
— Буквально, то через кого или что нельзя пробиться.
— Кто они были? Кто забрал твоего брата?
— В то время я не знал. — Позже я узнал, что им приказали забрать одного из нас. И поскольку я обмочился, они решили забрать моего брата.
— Что случилось с твоим братом?
— Это мы оставим на следующий раз.
ГЛАВА 25
ЛИЛИЯ
Пульс стучал у меня в ушах, когда я выходила из автобуса Ноктикадия к башне Эмерика. Пока Спенсер болтал рядом со мной, рассказывая о каком-то предстоящем мероприятии в кампусе, я не обращала на него внимания, все мои мысли были заняты тем, как я прикасаюсь к себе на публике.
Что, черт возьми, я собиралась сделать?
Я трогала себя и раньше, но всего пару раз, и никогда за пределами кучи одеял и подушек. Я всегда слишком нервничала, опасаясь, что Коннор зайдет ко мне, поэтому сеансы всегда были быстрыми и редко приносили удовлетворение.
Ранее я наткнулась на блог, где предлагались советы о том, как создать одно из видео, не привлекая особого внимания. Советы по мастурбации на публике — вот во что превратилась моя жизнь.
В блоге рекомендовалось не надевать нижнее белье под юбку, чтобы избежать неловкой ситуации, когда во время съемок приходится стягивать или сдвигать его в сторону. Поэтому я выбрала юбку до колен и целый час ходила по комнате, пытаясь изгнать из себя совершенно неестественную уязвимость от того, что моя нижняя часть тела открыта. Я ненавидела ощущение обнаженности. Даже после душа я чувствовала необходимость быстро одеться, поэтому прохладный воздух, обдувающий юбку, когда я шла на занятия, пробирал меня до мурашек.
Неприятный такой холодок.
Мы вошли в лабораторию, и я поспешила к своему столу, накинув, как обычно, лабораторный халат. В голове крутились мысли о том, как логистически правильно выполнить задание, и я нахмурилась, пытаясь представить, как одной рукой держу камеру между ног.
Двести долларов. Двести долларов. Самые легкие двести долларов, которые ты когда-либо заработаешь.
Все мое тело дрожало, когда я опустилась на табурет и раздвинула колени в маленьком пространстве под партой. К счастью, по обе стороны от меня были выдвижные ящики, и я, как можно более незаметным движением, вынула камеру, в то время как остальные студенты заняли свои места, и, опустив взгляд, нажала на иконку камеры. Переключив камеру на видео, я увидела, как Спенсер быстро отвернулся.
Пожалуйста, не позволяйте ему наблюдать за мной все время.
Мне и так было плохо от мысли о том, что я совершаю немыслимое посреди занятия. Но если на меня все время будет смотреть Спенсер, это будет совсем плохо. Стараясь соответствовать стилю школьницы, о котором говорила Джейда, я надела серую клетчатую юбку с веерообразными складками по подолу.
Когда Росс, наконец, пришел, и все студенты расселись по местам, мой пульс забился сильнее. Самым страшным было явиться на занятия без нижнего белья. Согласно сайту, мне нужно было всего лишь сделать запись на две минуты.
Две минуты, сто двадцать секунд, двести долларов, — напомнила я себе.
Выдохнув, я нажала на кнопку «play» и расположила камеру между бедер, удерживая ее там. Когда Росс начал свою лекцию, я сглотнула, тяжело дыша через нос.
Давай, Лилия. Две минуты.
Зажав камеру между коленями, я убедилась, что она расположена правильно, и придвинула ее ближе, к бедрам. Из флакона, прикрепленного к сумке, я быстро налила дезинфицирующее средство для рук и как можно тщательнее вытерла их. Затем, опираясь одной рукой о столешницу, я задрала юбку и поморщилась, когда мои пальцы встретились с голой плотью.
О, Боже. Не могу поверить, что я это делаю.
Один глубокий вдох, и я провела пальцем вверх и вниз, мышцы бедер сжались от прикосновения. Проглотив ком в горле, я не сводила глаз с Росса, который продолжал рассказывать о лабораторной работе на прошлой неделе, и пока он говорил, я продолжала нежные поглаживания. Вверх-вниз. Вверх и вниз. Привыкая к задаче.
Тридцать секунд.
Мое сознание пыталось понять, что, черт возьми, я делаю, и когда оно, наконец, догнало реальность, внутри меня что-то сдвинулось. Скользкая влага скользнула по кончикам моих пальцев. На фоне тускло-черной столешницы возникло лицо. Медные глаза. Глубокий голос. Хмурые брови.
— Прошу прощения за беспокойство.
Мой взгляд метнулся к входу в комнату, где, словно темный рыцарь, в черной рубашке и брюках под строгим белым лабораторным халатом, стоял профессор Брамвелл.
Щекочущее чувство в животе заставило меня сдвинуться с места, когда он занял свое место в передней части комнаты. Я отдернула руку от чувствительной плоти и приложила промокший палец к внутренней стороне бедра, пытаясь вытереть жидкость.