Запустив обе руки в волосы, он снова зашагал.
Набравшись смелости, я протискиваюсь ближе, пока не оказываюсь прямо в комнате.
Он сначала не замечает меня, так как его шаги ведут его к стене. Когда он поворачивается, его гневные глаза встречаются с моими.
— Что ты здесь делаешь?
— Кто тебе только что звонил?
— Не твое дело!
— Это касается моего брата! Говори!
Глаза его пылают яростью, он огрызается.
— Я же тебе сказал. Это не твое собачье дело. Если бы ты не был так занят, обоссав свои чертовы штаны, он мог бы быть сейчас здесь! — Его слова ударяют меня, как сильный удар в грудь, и я задыхаюсь от этого.
— Да пошел ты! У них было оружие! Их было двое!
— И самое печальное, что они оставили тебя в живых.
На глаза наворачиваются слезы, но я не хочу, чтобы он знал, как сильно его слова ранят мое сердце. Вместо этого я стиснул зубы и позволил гневу поглотить меня.
— Ты знаешь, кто его забрал, не так ли?
— Нет.
— Но им что-то от тебя нужно. Что же! Скажи мне! — Ярость вспыхивает во мне, и я бросаюсь к нему, мои руки покалывает от желания ударить его.
Не пройдя и двух шагов, он достает из-за спины пистолет и направляет его на меня.
Я замираю на месте, пытаясь осмыслить происходящее.
— Убирайся с глаз моих. Или, да поможет мне Бог, я всажу тебе пулю в череп.
— Скажи мне, где он. Я пойду за ним. Я пойду за ними всеми.
Он фыркнул от смеха.
— Ты наложишь в штаны и упадешь в припадке, — говорит он, прижимая одну руку к груди и дергая ею, насмехаясь надо мной.
Удивительно, что я не чувствую вкус пыли во рту, как бы сильно я ни скрежетал зубами.
— Я тебя ненавижу. И он тебя ненавидел.
— Ты разрушил мою жизнь. В тот день, когда ты сделал свой первый вдох, и она умерла. Теперь еще и Кейдмон. Ты мне не сын.
Слезы подступают к глазам, и, глядя на него сквозь водянистую пелену, я мысленно ищу одну-единственную причину, по которой мне не следует уговаривать его пустить мне пулю в лоб. Ответ приходит в красной дымке. Месть.
— Возможно, ты сожалеешь о том, что я сделал первый вдох, отец. Но знай, что я буду радоваться, глядя, как ты делаешь свой последний.
***
— Господи. Твой старик, похоже, настоящий мудак. Ты узнал, о чем был тот телефонный разговор? — Барлетта уперся локтями в согнутые колени, на которых он сидел, прислонившись к стене.
— Да, узнал.
— Но мне придется подождать, чтобы узнать это, верно?
— Да. Я уверен, что ты будешь очарован.
Его челюсть сдвинулась, пальцы потерлись друг о друга. Нервозность.
— Именно тогда я узнаю, зачем ты меня забрал?
— Да.
— И сколько у меня есть времени?
— Я не думаю, что ты протянешь еще неделю. — В моем лишенном эмоций голосе не было ни капли сочувствия.
Нижняя губа задрожала, он повернул голову в сторону настолько, что я уловил блеск на его щеке. К несчастью для него, во мне не осталось ничего, к чему можно было бы обратиться, только бездонная пустота, в которую можно было бы выплеснуть свои бесполезные слезы.
Мое сердце было кладбищем. Холодная и голодная апатия, заключенная в дремлющих костях. Ничто не могло заставить меня пожалеть его.
Он просунул сквозь решетку два запечатанных конверта.
— Ты можешь проследить, чтобы мои сыновья получили это?
— Конечно, — соврал я.
ГЛАВА 29
ЛИЛИЯ
Я прослушала часовую лекцию и ничего не усвоила. Телефон все это время лежал рядом со мной, дразня меня зайти на сайт и посмотреть, сколько тошнотворных просмотров накопилось за это время.
Выйдя из аудитории, я все-таки решилась и, найдя тихое место под деревом, зашла на сайт и пролистала три страницы видеороликов в поисках того, который я выложила.
Ничего.
Я зашла в свой профиль, но на вкладке «Мои загрузки» ничего не было.
Подождите. Что? Неужели видео было удалено?
Накопленные мною жетоны составляли около девятисот тридцати пяти долларов, но я не решалась нажать кнопку перевода. Вдруг при этом видео снова появится?
Нет. Оставь все как есть.
Не стоило беспокоиться о том, что видео появится снова. Я понятия не имела, что именно заставило Тони, или как там его звали, изменить свое мнение, но я была достаточно благодарна, чтобы не испытывать судьбу. Сильное облегчение охватило меня, когда я направилась в Дарриган-холл на обед.
Спенсер встретил меня у входа, и, пропустив меня внутрь, мы оба направились к буфету. За все время пребывания здесь я ела только горячие завтраки. В обед я обычно ела во дворе, а на ужин часто ела только суп, который тайком уносила в свою комнату.
Я взяла свою тарелку, разглядывая многочисленные варианты: свежая рыба с лимоном и каперсами, курица с красными специями, говядина по-корейски, равиоли, веганские блюда, бесконечные гарниры и десерты, приготовленные поварами прямо здесь.
— Все в порядке? — спросил Спенсер у меня за спиной, накладывая картофель в свою тарелку.
— Еда просто ошеломляет.
— Да, просто обалдеть, сколько всего они готовят каждый день.
Я положила на свою тарелку запеченные овощи, рис и салат, и мы вдвоем заняли столик у входа. Я огляделась, присаживаясь на длинную скамью, и мой взгляд остановился на профессоре Брамвелле, который сидел и наблюдал за мной из-за стола рядом, как я поняла, с другим профессором.
В этот момент другой профессор, казалось, тоже заметил меня, и его глаза, сузившись, пристально смотрели на меня. Он положил вилку на тарелку перед собой и тут же наклонился к профессору Брамвеллу, который не сводил с него пристального взгляда.
Нахмурившись, я обернулась, гадая, не обо мне ли они шепчутся, и увидела, что Спенсер смотрит куда-то мимо меня, предположительно в сторону профессоров.
— Похоже, мой отец находит время для избранных.
— Твой отец?
Он кивнул, и я проследила за его взглядом, направленным на профессора, который мгновение назад пристально смотрел на меня и уже собирал свою сумку и тарелку с недоеденной едой.
— Проректор Липпинкотт?
— Да.
Липпинкотт-старший сделал паузу, чтобы снова посмотреть на меня, его брови нахмурились, и я увидела, как Спенсер помахал ему рукой. Старший не помахал в ответ. Вместо этого он пожал руку Брамвеллу и направился к выходу.
Когда он проходил мимо нас, Спенсер наклонился в сторону, видимо, чтобы привлечь его внимание.
— Папа, я хочу представить тебе...
Старший Липпинкотт прошагал мимо, не удостоив нас даже кивком в знак признательности, и вышел из столовой.
— Он тебя игнорирует?
— В хорошие дни. А в плохие? Ну, скажем так, я предпочитаю хорошие. Хотя не уверен, почему он сегодня такой нервный.
Легкая хромота, которую я заметила в его походке, напомнила о статье, которую я читала некоторое время назад о бездомной женщине Андреа Кеплинг, напавшей на Липпинкотта в его доме.
— Эй, ты знаком с женщиной по имени Андреа Кеплинг?
— С кем?
Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что в радиусе слышимости моего шепота нет других студентов, и наклонилась вперед.
— Это та женщина, которая напала на твоего отца.
— Психопатка, которая утверждала, что мой отец подсадил ей червей? Никогда с ней не встречался, но да. Из-за нее у него на ноге остался ужасный шрам.
Я забыла об этой информации — о ее утверждениях, что он каким-то образом заразил ее.
— Типа... червями Ноктисома?
— Кто, черт возьми, знает? Дамочка была та еще штучка.
— Была?
— Да. — Быстро оглядевшись по сторонам, он наклонился ближе. — Я слышал, как мой отец сказал кому-то, что она умерла несколько недель назад. Кто-то нашел ее скорчившейся в ванне в доме, где она жила. — Его язык скользнул по губам, и он посмотрел мимо меня и обратно. — Видимо, Брамвелл проводил ее вскрытие. — Он говорил тихо, как будто парень мог услышать его за шумом, который эхом разносился по столовой.