— Почему руки дрожат?
— Продрог, — коротко ответил он.
— И кто из нас больной? Жара на улице!
— У вас такие разговоры жуткие, а я — натура впечатлительная, — улыбнулся он.
— Так ты подслушивал?! Учти, это врачебная тайна.
— За разглашение меня расстреляют?
— Нет, я тебя загрызу!
— Срочно едем в центр, я возьму микрофон и усилок, чтобы как можно больше народу услышало!
— С ума сошел?!
— Было в моей биографии и такое, — Виктор прижал меня к себе, — Пойдем уже отсюда.
— Пойдем, только туда откуда не надо еще куда-то уходить, — ленно протянула я.
— Тогда ко мне.
— Почему это.
— Потому что, — отрывисто ответил Виктор и схватил меня за руку.
— Что вам сегодня неймется меня таскать? Целый день таскаете меня, как мешок! — ворчала я.
— Тебе вредно столько раотать! — заметил Виктор, останавливаясь. Он быстро поднял меня на руки и понес.
— Как хорошо, — зевнула я, — я легкая.
— А у меня руки слабые, — буркнул Виктор.
Мне кажется, я даже задремала слегка, по крайней мере я не помню, как мы покинули ворота клиники и как очутились на автобусной остановке.
Виктор тихо меня разбудил, мы сели в полупустой автобус и покатили по вечернему городу в сторону окраины.
— А мне не жалко эту ее сестру, — ни с того ни с сего сказал Виктор, — Нечего было словами кидаться. Слова не бисер, словом можно ранить!
— Ага. А словарем убить! Плавали знаем, — резче чем надо ответила я.
— Спишу твою излишнюю дерзость на усталость, — проворчал Виктор.
— Прости, я как-то совсем вымотана, — сказала я и прижалась к его теплому плечу. Серо — зеленые глаза смотрели на меня тепло и слегка грустно.
— Спи уже, — улыбнувшись, сказал он, — Как приедем разбужу.
Виктор по своему обыкновению слова не сдержал. Я проснулась уже в постели, когда первые рассветные лучи солнца коснулись пола и стали его нагревать. Я полюбовалась на них и, решив, что они все-таки противные, перевернулась на другой бок. Там я наткнулась на Виктора, спящего с улыбкой на лице. Я ненадолго залюбовалась ею и снова уснула.
Глава 8
— Ах, ты ж ежик! — выругалась я, когда уставилась на часы, окончательно проснувшись. Времени было десять минут одиннадцатого. Проспала так проспала.
Виктор нежился в лучах утреннего солнца, довольно жаркого для такого времени. Я даже пожалела отсутствию желания и времени полюбоваться на эту картину и понеслась в ванную. Через каких-то пол часа я была готова.
— Я ухожу, — почти пропела я.
Виктор разлепил глаза и спросил:
— Куда?
— В психушку! Я опаздала!
Виктор изобразил на лице, что-то неопределенное и извинился, что не сможет меня проводить. Я только махнула рукой и представив себя на секунду доктором ван Чехом попыталась развить подобную ему скорость. Но мне этого было не дано, все равно получалось медленнее, чем хотелось.
Это и была моя первая ошибка в то утро. Я могла послушаться той первой, здравой мысли, которая всегда права: "Не ходи, сегодня! Останься!" не смело твердила она. Но я отмахнулась от нее, едва заприметив.
В ординаторской я никого не застала, в кабинет ван Чеха мне не то, чтобы был запрещен ход, но он меня туда не приглашал, а я и не напрашивалась. Сейчас же он был мне нужен, так что я решила рискнуть пойти в его кабинет, при учете, что только теоритически знала, где он находится.
Упереться в дверь кабинета доктора оказалось проще, чем я ожидала. Открыв дверь, я не сразу решилась войти, уж силен был контраст между тем куда вхожу и тем откуда выхожу. Коридор был светел и чист. Кабинет был темен, запылен и завален снизу до верху бумажками и коробками. На каждой коробке стояла дата и какой-то номер, все они были заполнены картами.
Сам ван Чех обнаружился за столом в обществе толстой книги и бутыли коньяку. Он сидел ко мне спиной. Я видела, что бутыль почти пуста. Но в рюмке осталось очень много содержимого.
— Решили напиться с горя, что я не пришла.
— По мимо тебя горестей хватает, — буркнул не своим голосом ван Чех, даже не обернувшись, — И люди здороваются, когда входят. Да, и стучаться прежде чем войти. Может, я тут непотребства какие творю?
— Я бы услышала.
— А я их тихо творю.
— Что у вас с голосом?
— Еще спроси, что с ушами и с глазами, и с зубами, — проворчал ван Чех и обернулся.
Сначала я решила, что он беспробудно пьян. Белки глаз были раздраженно-красными, отчего в целом доктор приобретал полу-демоническую ауру. Веки припухли и так же покраснели, все лицо было восково-бледным, черные кудри взлохмачены, а бородка растрепана.