– О, а я уже думал, что потерял эту старинную открытку, а она вот где оказалась. Чайку попьём, – не столько вопросительно, сколько утвердительно произнёс Стас, – я пирожков домашних притащил.
– Слушай, Стас, я спросить хотел, – Дмитрий закрыл альбом с распечатками и поднял взгляд на товарища, – ты случайно не знаешь, сохранились ли оригинальные работы художников, и где они находятся?
– Теперь видишь преимущества нечипированных мозгов? – Вопросом на вопрос ответил Стас, разливая чай по чашкам.
– Что ты имеешь ввиду?
– Будь ты с чип-имплантом, подключённым к извилинам, ты такой вопрос никогда бы не задал, даже если однажды и увидел бы какие-нибудь репродукции.
– Возможно… возможно.
– Пойми меня правильно, дружище, – Стас разорвал фольгу, в которую были завёрнуты обещанные пирожки, – я тоже, как и ты учился в обычной школе, где нам объясняли позитивные стороны массового имплантирования и подключения к социальным и профессиональным сетям. И, как вначале люди противились, правдами и неправдами избегали чипирования. А потом оказалось, что преимущества налицо. И войны прекратились, и разоружение стало возможным, и экологические проблемы решили, и бедность с нищетой остались в истории, и система множества государств была заменена на эффективную систему единого планетарного управления. И ещё куча всего бесспорно позитивного.
– Так это же хорошо!..
– Хорошо, и даже прекрасно, но у всего есть своя цена.
– Ты считаешь, что безопасность, стабильность, экологичность и прогресс того не стоили?
– Я, Дим, не это хотел сказать.
– Поясни…
– Всё имеет свою цену, – повторил Стас, – но эта цена оправдана, если все без исключения платят за приобретаемое общественное благо в равной мере. Я не говорю о таких, как мы или наши подопечные. Наша доля платы – ограничение гражданских прав.
– Так все остальные, кто совместим с сетями, имеют чип-импланты, если ты это подразумеваешь.
– Ты бывал в ротационных галереях?
– Стас, если ты о художниках, кому не рекомендована чипизация, то они тоже ограничены в гражданских правах, как мой друг Тарас.
– То есть бывал.
– Бывал, конечно, что за вопрос?
– А в музеях?
– Где?
– В музеях, Дим, в музеях. Слова такого не слышал?
Димка судорожно вспоминал уроки истории, но ничего подобного вспомнить не мог. Если следовать логике разговора, то, возможно, это старые аналоги ротационных галерей. Однако в вопросе товарища чувствовался подвох.
– Нет. Я же говорил, что больше химией интересовался. Расскажи, если знаешь.
– Надо бы тебе это в качестве домашнего задания оставить, чтобы сам нарыл. И не смотри на меня собачкиными глазками. Ладно, не буду мучить. Если коротко, то это здания или комплексы зданий и парков, предназначенные для размещения и хранения предметов искусства. Огромных коллекций. Раньше люди в музеи ходили.
– То есть, музеи тогда – примерно тоже, что сейчас ротационные галереи?
– Примерно, – Стас подлил ещё чаю в обе чашки, – только музеи не торговали своими экспонатами. Цель была иная.
– И всё, – догадался Димка, – что ты мне показал на репродукциях, и многое другое хранилось в музеях?
– Почему хранилось? Величайшие произведения искусства и сейчас там.
– Как это?..
Старший товарищ подвинул к недоумевающему напарнику последний пирожок.
– Не торопись, подумай пока ешь, и задай правильный вопрос.
Несколько минут Димка напряжённо размышлял, так и не притронувшись к угощению.
– Если музеи существуют и сейчас, то почему я о них никогда не слышал?
– Та-дам! Фанфары! И ещё раз та-дам! Потому, что тебя, друг мой, как и большинство детей в этом мире, с рождения готовили к имплантации управляющего чипа. Приучали желать быть полезным обществу в обмен на обеспеченную, размеренную и предсказуемую жизнь. Жизнь, почти лишённую эмоций и способности в полной мере воспринимать чужую боль, радость, страх, сомнения, депрессию, эйфорию, запечатлённые в камне, металле, на холсте, на пергаменте… Зачем людям, с кастрированными эмоциями настоящее искусство? С них вполне хватит суррогата, намалёванного болванами, влюблёнными в собственную самобытность.
– Стас, я не понимаю, я запутался.
– Придётся и понять, и прозреть.
– Для кого же тогда сохранили музеи? И кто?
– Те, кто способен оценить… и, для себе подобных. Только они почему-то считают, что стоят над обществом, незыблемость которого поддерживают. Они поколениями живут без чипов, присваивая себе право верховной власти. И живут такие там, куда носителю чип-импланта никогда не захочется поехать и своими глазами увидеть, что существует жизнь, сильно отличающаяся от той, к которой приучили большинство. Просто не захочется – и точка. Для нас всё измерено, сосчитано и учтено. Правила, нормы, желания, стремления – лишь большая компьютерная программа. Сплошные коды и алгоритмы, пронизывающие каждый чип. Все точно знают чего хотят, когда и сколько, никогда не задумываясь почему. Вот, только иногда рождаются те, кто не восприимчив к механизмам социальной адаптации, кто встревает упрямой запятой между стройными рядами единиц и нулей. И таких тут же берут на учёт, приучая к другой мысли, что они не полноценные и полноправные люди, а всего лишь инвалиды, по стечению обстоятельств лишённые возможности влиться в общую сеть и быть востребованными и полезными.