— Народ! Земля! Воля! — нечеловеческим усилием исторгает Номах из горячей, как кузнечный горн, глотки, но слова падают безжизненные, как карканье ворона.
— Смерть… — шепчет он последним усилием, и поля неожиданно отзываются сухим шепотом, от которого кожа дыбится мурашками.
— Смерть!..
Пылает солнце над выжженной равниной.
Глух, страшен шаг едущих к нему.
Падает плетка из ослабевшей руки Номаха, падает револьвер.
У ахалтекинца подгибаются ноги, его водит из стороны в сторону.
Номах трогает повод, выравнивает ход.
Конь скулит в жизни лишь один раз. Перед смертью.
Отовсюду — справа, слева, сзади слышен Номаху скулеж коней. И звук этот действует на него так, словно его вдоль и поперек пилят большими двуручными пилами.
Он, крестьянский сын, не может спокойно видеть, как гибнет скотина.
— Скоро уже! — каркает он не столько людям, сколько коням.
Темнеет в глазах. Трудно дышать. Слепота и свет чередуются вспышками: черное, белое, черное, белое…
Пить больше не хочется. Кажется, он просто забыл, что в мире есть вода, и теперь умеет жить без нее, в огромном безводном мире пепла и жара.
Солнце все ближе и ближе. Оно растет, встает над горизонтом, отодвигает черное небо, заслоняя его собой.
Растет жар, идущий от солнца. Дымится форма на Номахе и его товарищах. Лопаются ремни и пояса, опадают в пыль кобуры и сабли.
Истлевает и падает упряжь коней, и они идут, больше не направляемые людьми, словно осознав цель похода и приняв ее как свою.
Бьют через все небо огненные молнии, трещат и лопаются скрепы мира.
Отряд Номаха въезжает в солнце.
НЕСТОР И ГАЛЯ
Номах попал к ней с пулей в ноге и рубленой раной плеча.
Он едва-едва смог уйти по глубокому снегу от преследовавших его казаков. Помогли метель и выносливость коня.
Когда погоня отстала, Номах остановился, прислушался к свисту ветра, сквозь который едва доносились звуки выстрелов.
— Оторвался, — прошептал он, и усталость рухнула на него неподъемной тяжестью.
Номах пошарил по ноге, нащупал две дырки, из которых текло темное и горячее.
— Навылет…
В сапоге хлюпало.
Нестор засунул руку под полушубок, тронул плечо.
— Это ладно. Царапина.
За свою жизнь он научился отличать настоящие раны от пустяковых не хуже полкового хирурга.
Кровь текла по штанине, и он чувствовал, как вместе с ней выходят из него силы. Она быстро заполнила узкий сапог и теперь капала на снег крупными, тяжелыми, как черешня, каплями.
— Надо торопиться, — сказал он себе, зажимая раны пальцами и чувствуя, как легчает от кровопотери голова.
Измотанный, раненый, как и Номах, ахалтекинец шел, хромая и спотыкаясь.
Порыв ветра донес легкий, еле слышный запах дыма.
— Чуешь? Чуешь? — взволнованно пригнулся Нестор к уху коня.
Конь, похоже, и сам понял, в какую сторону надо идти.
— Что там? Костер, дом? Наши, казаки?.. — замельтешили в голове у Номаха вопросы.
Вскоре они остановились возле одинокого хуторка в три хаты. Окна одной из хат светились неярким теплым светом.
Номах подъехал к двери, постучал в дверь стволом револьвера.
— Кто? — раздался тревожный женский голос.
— Ты одна дома?
— А тебе что за дело?
Что-то в голосе женщины успокоило Нестора. Он снял пистолет со взвода, спрятал его в карман полушубка и осторожно слез с коня.
— Не бойся, хозяйка. Открой, раненый я.
— Так тут тебе не лазарет! Раненый он… Я не фершел. Езжай, куда ехал.
Номах стоял на одной ноге, привалившись к стене.
— Да, открой ты, бисова баба! — с усталой злобой негромко сказал он, и та, не решаясь больше перечить, открыла дверь.
Номах, едва ступая на простреленную ногу, прошел внутрь хаты, сел на укладку.
— Поди коня в закуту сведи. И окна подушками закрой. А то увидит еще кто…
— Да кто увидит? Метель такая, небо с землей мешается, — ответила хозяйка, однако же накинула шаль и повела коня за хату.
Когда она вернулась, он смог рассмотреть ее. Было ей лет двадцать пять, волосы темно-русые, лицо, как луна, круглое и, как луна же, холодное и отстраненное. Главное же, что бросалось в глаза, огромный, словно она запрятала под одежду мешок зерна, живот.
— Раненый он, конь твой, — сказала она.
— Знаю…
Баба стояла, обняв руками пузо, и безучастно смотрела на непрошенного гостя.
— Бинтов-то у тебя нет, поди? — спросил Номах, провиснув плечами от боли и слабости.
— Откуда? — ответила она, не трогаясь с места.