- Что за нелепые шутки...- проговорила совсем тихо, еле слышно и вместе с тем ясно.
- А что, если тебе и правда, поучаствовать?
Девушка посмотрела на парня, словно он сморозил какую-то глупость. В её глазах читалось откровенное удивление. Староста нахмурилась, так что её светлый, вытянутой формы лоб подернулся сеть морщин.
- Спорт не моё. Я шланг! - и театрально развела руками.
Лидер усмехнулся.
- И ты никогда не участвовала в школьных соревнованиях?
Девушка покачала головой.
- Обычно, я помогаю ребятам из Клуба Журналистики. В этом году хотела побыть комментатором.
Алан дико рассмеялся. Хейден опешила от такой неожиданности и застыла, как под дулом пистолета.
- Что? Что я сказала?
- Как можно комментировать, то во что никогда не играл? - голос Алана звучал возмущённо и осуждающе. - Что можно сказать о том, в чём не разбираешься?
Девушка скрючилась, насупилась и похоже даже обиделась.
- Сделай вид, будто восприняла их шутку всерьёз. Может, тебе лучше попробовать поучаствовать?
Алан сам не знал, почему уговаривал Хейден. Это было в новинку, ведь раньше он считал, что лучше не вмешиваться, не лезть не в свои дела и дать человеку обдумать всё самостоятельно. Но тогда, в самой идее убедить старосту участвовать проглянул любопытный огонёк, желание узнать, что из этого выйдет.
Для усиления эффекта своих слов Алан даже схватил Хейден за запястья, не давая ей скрещивать руки при каждом слове "нет". Жест оказалось чересчур сильным и Хейден заехала Алану несколько раз рукой по голове в попытке вырваться. Закончилось всё тем, что староста стукнула кулаком по столу, её волосы, взъерошенными прядями, застыли над плечами, а с губ сорвалось:
- Ладно! Объясняй правила!
Тогда воодушевлённый маленькой победой Алан перелез через стол, схватил первый попавшийся листок с карандашом. Начертил прямоугольник, разделил его на две равные половины прямой линией и приступил к объяснению.
- В сёкбол играют две команды по пять человек. Вот это будет игровым полем. - ткнул пальцем в прямоугольник. - А это сетка. - указал на прямую линию. - Каждая половина поля разделена на четыре секции или по-другому зоны.
Алан начертил круг, так что он почти касался сторон прямоугольника и пересекался линией.
- Это центральная секция. Если при броске мяч не удается поймать и он падает в этой секции, кидавшей его команде начисляется двадцать баллов.
Углы, оставшиеся возле сетки парень, заштриховал карандашом и продолжил:
- Это слепые зоны. Если мяч попадает в них, то баллы не начисляются.
Хейден понимающе кивнула. Алан отчертил ещё одну секцию, похожую на полумесяц.
- Это зона передач. Если мяч попадает сюда, то начисляется десять баллов. Оставшаяся часть поля - пасующая зона, за неё пятнадцать баллов.
Алан поднял голову, чтобы посмотреть на Хейден, которая, как оказалось, внимательно вглядывалась в чертёж.
- Теперь объясню постановку игроков и то, как передаётся мяч. - Алан поставил с одной стороны пять точек. - Возьмем, к примеру, эту половину поля. В центральной секции стоит один игрок, в зоне передач и в пасующей по два. Таким образом, игроки образуют круг. Именно благодаря такому построению игра получила своё название.
Алан откинул со лба упавшие пряди волос.
- Игроки не могут выходить за территорию секций. Мяч передается только по часовой стрелке и из зон передач в пасующую.
- Я так думаю, ты не раз играл в сёкбол. - предположила Хейден, собирая со стола разбросанные листки.
- Не то что бы часто... - Алан сказал бы редко. - Но играть я умею...
Глава третья, в которой начинается дождь
Толстый слой тёмно-серых облаков треснул под натиском лимонного солнца, обнажая краешек иссиня-чёрного неба. Треснул и разошёлся сетью маленьких пробоин, впуская лучи и тут же впитывая появившийся свет. Исчезая, они отражались и таяли тонкими паутинками среди небоскрёбов, тонули в расплывающихся облаках. Гасли и прыткими солнечными зайчиками проносились по ледяным бетонным стенам. И вот, наконец, облака впитали свет, как губки, слились в единую прочную массу и всё вновь померкло...
Она очнулась на окраине неизвестного города и долго оглядывалась, сидя на небольшом холме, среди электровышек. Она скрючилась, поджала к груди заледеневшие ноги, опустила голову на посиневшие колени, такие бледные с синими и голубыми жилками, круглые с выпирающими чашками. Дыхание белым сыпучим дымом вырывалось из ноздрей и обжигало ладони рук, стоило поднести их к лицу. Собственные конечности казались неповоротливыми и массивными, ровно, как и русые волосы, которые тяжким венком покоились на голове, лохмами липли к плечам и спине.