Гана деланно усмехнулась:
— Верно, Мируш, помню. Я еще посоветовала вам опустить шторы.
— Ну, уважаемые дамы, от вас ничего не скроешь, — пошутил я.
— Вот и прекрасно, — заявила Гана. — Сообщите нам кое-что. Ведь вас уже почти час допрашивали.
— Мне известно только одно — барышня Гайска умерла около полуночи. Так что постарайтесь обе обзавестись алиби. Имейте в виду, что в критический момент, как выражаются в протоколах, из нашей компании в кафе сидел только я.
Я ждал, как среагирует Мирка, но Гана опередила ее:
— Если речь обо мне, то — туалет и потом наша квартира на пятом этаже. Слабовато, правда? Свидетелей не имеется. Разве дежурный Гермох видел, как я заходила в лифт и выходила оттуда. Однако, как нарочно, в самый критический момент. Следовательно, я становлюсь подозреваемой номер один.
Я пожал плечами и, не сводя глаз с Мирки, негромко заметил:
— У вас есть одно большое преимущество.
— Какое?
— До вчерашнего вечера вы не знали Алису Гайску.
Мирка продолжала молчать. Я положил ей под столом руку на колено и почувствовал, что она вся дрожит мелкой дрожью. Выходит, я уже обработал ее достаточно для того, чтобы она выложила капитану все, что знает про Алису, подумал я про себя и снова обратился к Гане:
— Так что у вас нет мотива для убийства.
— Спасибо, у меня прямо гора с плеч, — откликнулась она и подмигнула мне, как сообщнику. — В ответ на такую заботу скажу вам вот что. Хотя среди нас и есть две очень подозрительные особы — я имею в виду женщину и мужчину, которые не сумели завести свою машину, — я все-таки верю, что это был несчастный случай или самоубийство…
— Самоубийство? Ну что вы!..
— Что? А вы попробуйте поставить себя на ее место! За дверью подстерегает ревнивая жена, любовник куда-то запропастился, она чувствует себя обманутой, покинутой, впадает в депрессию… Кто угадает, что могло твориться в женской душе?… А теперь хочу вам кое в чем признаться. Но на всякий случай дайте честное слово, что не выдадите меня легавым. Идет? — Она протянула узкую, изящную руку с длинными, тонкими пальцами. Я пожал ее. — Знаете, — в глазах у нее заиграли искорки, — смертельно ненавижу женщин в париках…
Я засмеялся. Однако Мирка не была расположена к шуткам.
— Фу, — передернулась она, — какой же ты циник, Гана!..
12
Допрос свидетелей продолжался до восьми утра. Предпоследней давала показания Мирка, а в завершение капитан вызвал доктора Баудыша.
Тем временем поручик Сохор со своей командой закончил работу в наших апартаментах и занялся дактилоскопией: взял отпечатки, пальцев у Мирки, у меня, у доктора, еще у горничной, которая обычно работала на первом этаже и появилась в отеле ровно в шесть часов. В кафе вернулся последний допрошенный свидетель, и я отправился к капитану.
Он сидел в синем кресле, тер покрасневшие глаза, но, несмотря на это выглядел вполне свежим. Я вежливо осведомился, не отпустит ли он нас все-таки к себе в «восемнадцатку».
Капитан уклонился от прямого ответа.
— Ну и нервы у вас, приятель. Собираетесь спать в помещении, где всего пару часов назад убили человека.
— Убили? — поймал я его на слове и тут же почувствовал, что он не доволен своей оговоркой. Поправив очки, капитан произнес:
— Без улик делать выводы преждевременно.
— Не стану утверждать, что так уж тщательно осмотрел покойную, но никаких следов насилия на теле не заметил, это точно. — Я умолк и стал напряженно ожидать, что он скажет. Мне очень хотелось из него хоть что-то вытянуть, но, как видно, делиться информацией в ходе расследования, он не любил.
— Давайте-ка сходим к управляющему. Может, найдет для вас свободный номер, — испытующе глядя на меня, проговорил капитан.
— Очень сомневаюсь, вчера тут было битком.
— То — вчера, а это — сегодня, кое-кто уже уехал с утра пораньше… Кстати, в одном вопросе вы с барышней Крамперовой расходитесь. Я бы сказал, коренным образом.
Я остановился и встревоженно уставился на него.
— Дело в том, что барышня Крамперова отрицает, будто вы жених и невеста.
Я с облегчением вздохнул.
— Ну, с точки зрения закона это не такое уж большое преступление… Жених — не жених, невеста — не невеста. Просто мне показалось глупым назвать ее близкой знакомой.
Капитан промолчал, а что при этом подумал, угадать было трудно.
Богачека мы нашли возле конторки.
— Восемнадцатый и девятнадцатый номера придется опечатать, — сообщил ему капитан. — Найдутся для пана Баудыша, барышни Крамперовой и для доктора свободные места? Да, еще и для пана Кавалира и пани Баудышовой. Необходимо, чтобы они здесь задержались.
Управляющий обратился к дежурному:
— Что там у нас освободилось?
— Из двойных номеров — сорок второй и тридцать пятый. И одиночный сто второй. Туда можно поставить раскладушку.
Капитан подал мне руку.
— Переселяйтесь, пожалуйста, поручик Сохор проводит вас в «восемнадцатку», чтобы вы могли взять свои вещи. А пока — всего доброго.
Я подождал, пока они с Богачеком удалятся, а потом решительно обратился к дежурному:
— Беру сто второй с раскладушкой. Запишите, пожалуйста: Кабеш и Крамперова.
— К вашим услугам, пан доктор, — поклонился дежурный и услужливо подал мне ключ. — Сейчас пошлю туда горничную. Потерпите немного, четверть часа — и все будет готово.
«Стодвойка» располагалась на четвертом этаже, с той же стороны, что и наши прежние апартаменты, но была наполовину меньше и без балкона, а ванную заменял душ; однако, как с облегчением подумал я, стоить она мне будет раза в два дешевле.
Мы открыли чемоданы.
— Я все разложу сама, — сказала Мирка, — ты мне только будешь мешать.
— Ладно, — согласился я. — Пока приму душ.
Я как следует освежился и, вернувшись в комнату, словно ненароком бросил:
— Жаль, что здесь нет ванны, как внизу.
— Не говори мне про ванну, — чуть не заплакала Мирка.
— Не устраивай истерики, ты ведь даже не видела труп.
— Не видела. — Мирка захлопнула шкаф. — Но могу себе представить. — Если не забыл, что-то подобное я уже пережила
— Ну, конечно, я не такой забывчивый. Но сейчас все по-другому. Почти как в сказке. Она лежала в ванне, как Снегурочка в хрустальном гробу.
— Прекрати, — всхлипнула Мирка, — у меня и так нервы на пределе. Еще вчера я надеялась, что это будет самый чудесный отпуск в моей жизни, а теперь опасаюсь, что до конца дней своих не сумею даже улыбнуться.
— Да не расстраивайся так, — твердо заявил я. — Конечно, ты устала, разволновалась. Но ведь тебя все это мало касается. Алису Гайску ты почти не знала. Ну, перекинулись вы с нею парой слов в ресторане и кафе — вот и все. И, если не ошибаюсь, она тебе не слишком-то была по душе… А про что он тебя спрашивал? Я имею в виду капитана.
Она поглядела на меня, как приговоренная к смерти. Ее потухшие глаза наполнились тоской и болью.
— Толком и не поняла, — вздохнула она. — Разобрали с ним весь вчерашний вечер по косточкам. О чем говорили за столом, с кем я танцевала, с кем ходила к бару и. так далее.
— А что касается тебя?
— Что — меня?
— Ну, уточнял он, где была ты? Конкретно около полуночи. Об этом он наверняка спрашивал всех. Меня тоже. А я один из всей нашей компании сидел в кафе.
— Я сказала ему, что отправилась в туалет.
— Тебя кто-нибудь видел?
— Кто?
— Ну, не знаю… Хотя бы уборщица.
— Я не заметила.
— а куда ты пошла из туалета?
— На улицу.
— Через главный выход?
— Ну, конечно. Как же еще?
— Ну, скажем, через кафе. На террасу, как Баудыш с Кавалиром. Или же вокруг гаража, где дежурный нашел лестницу.
— Нет, я прошла главным выходом.