Чёртов старикан прострелил ему колено, а этот – как его там старикан назвал, Рыжик? Ну-ну, как же, Рыжик... – так вот, эта тварь чуть ли не насквозь прокусила ему руку, сломав запястье. Такого фиаско полковник Крейг не знал за все шесть лет службы. Да, он был предупреждён о том, что они идут брать не просто нового кандидата в Кирпичное с сильным даром уз, а бывшего руководителя НИИ Антинеля, который после неудачного перехода через Меридиан Миров (или ещё какой-то теневой аномалии) стал неприкаянным, мотающимся по свету подростком. И что вышеупомянутый подросток не хуже них владеет оружием, и на его совести – убитый летом прошлого года в Льчевске функционер из Кирпичного. Но фактор бешеного старикана со шваброй... Этого никто предугадать не мог, как никто не знал, что директору Антинеля Норду не тридцать-сорок лет, на которые он выглядел, а куда больше. И что он даже рядом не человек...
-Что бы ты хотел сказать напоследок? – вторгся в мысли Дэмиена спокойный, равнодушный голос. Рыжик стоял рядом, расслабленно опустив руку с револьвером. Крейг не видел его лица – за спиной Рыжика горел фонарь, и потому он казался лишь чёрным силуэтом с ореолом света вокруг чуть растрёпанных волос.
-Напоследок? – Дэмиен скрипнул зубами.
-Ты обещал мне жизнь! Я думал о тебе лучше, чем ты есть, мразь...
-Тчшшш. Не оставляй на своих губах горечь и грязь. Я обещал тебе жизнь, и я сохраню её, – Рыжик небрежно отшвырнул РСА, воткнувшийся в снег под косым углом. – Но я не обещал тебе возможности рассказать Ливали о том, кто скрывается под этой красивой шёлковой обёрткой...
Он пробежался кончиками пальцев по краю расстёгнутого воротника, из-под которого торчал расшитый Ленточкой бинт, и опять еле слышно усмехнулся в темноте.
-Скажи что-нибудь хорошее, Дэмиен. Чтобы вспоминать в дни белого безмолвия, чтобы осталось на губах сладостью и дрожью...
...И только сейчас Крейг понял, что его ожидает. Попробовал вскочить, закричать – всё-таки двор жилого дома, люди по квартирам сидят, если закричать, должны услышать, выглянуть, спасти, ну хотя бы вмешаться, так же нельзя... Не успел ничего: на его губы легла узкая холодная ладонь.
Рыжик склонился над Дэмиеном – так низко, что кончики выцветших волос мазнули офицера по свежевыбритым щекам. От прядок пахло осенними цветами, так похоже на икебаны, которые делала его любимая жена...
-Ирма, – выдохнул Крейг, закрыв глаза, чтобы лучше представить себе её мягкий овал лица с дымчатыми серо-зелёными глазами и задумчивой, чуть рассеянной улыбкой. Он знал, что больше никогда не сможет произнести этого имени вслух. – Ирма...
Вкус морской соли, и свежести, и кисловато-терпкого лайма.
-Вот так, – тихо шепнул Рыжик, и губы Дэмиена Крейга стянула, сшила стальная игла с вдетой нитью из чёрного шёлка, из красной меди и из белого света, оставив лишь тонкую, еле различимую на загорелой коже черту. Отныне словам никогда не прозвенеть серебром – уста офицера Крейга надёжно связаны. И не медью или никелем, как это принято в Некоузе, а тем, что в старых, смутных, сумеречных легендах именуют Игла хаоса. Теперь тайна Рыжика заперта накрепко и не будет произнесена вслух или написана от руки – она достанется одному лишь Крейгу. Как и его вечное молчание. Даже искушённой в таких делах Элен Ливали не распороть этот шов – никому это не по силам, даже самой смерти...
Дэмиен Крейг стиснул пальцы, сгребая мёрзлый снег, чтобы не заплакать от отчаяния.
-Ир... рма, – прозвучало рядом, как будто рыбка в омуте плеснула. Дэмиен открыл глаза: Рыжик всё так же склонялся над ним, и в его бездонных чёрных глазах отражалось бледное лицо Крейга с едва заметным швом на месте рта. Казалось, что Дэмиен проваливается в какую-то пропасть, откуда нет возврата – и при этом испытывает странное, предсмертное наслаждение.
-Иррма, – опять мурлыкнул Рыжик. Дэмиен внезапно догадался, что это странное создание, лишившее его голоса, даёт ему возможность ещё раз услышать самые дорогие для Крейга слова. Он неловко повернулся на бок – Рыжик чуть отодвинулся – и левой, не пострадавшей рукой коряво написал на снегу четыре слова. Посмотрел на Рыжика, с надеждой и просьбой.
-Я люблю тебя, Ирма, – на полувыдохе, прикосновением белого, бархатного ангельского крыла прошептал Рыжик, и Дэмиен вздрогнул от озноба. Удивительно, до чего выразительным оказался голос этого создания, когда прозвучали написанные на снегу слова...
Так не похоже на тот бесцветный, лишённый эмоций тон, который Крейг слышал последние полчаса. «Скажи это имя ещё раз... ты умеешь это как-то особенно делать!» – взглядом попросил Дэмиен, и вновь вернулось с весенним бризом, с плеснувшей волной, с тенью чайки на мокром песке:
-Ир-ма... Иррма... – а потом неожиданно распахнувшимся во весь горизонт закатом, мягким шелестом набегающего прибоя, шелестом ветра, – Дэми-еннн...
Рыжик бесшумно встал, и сделал шаг назад, и пропал в темноте, оставив офицера Дэмиена Крейга лежать на спине и смотреть в мартовское небо полными слёз глазами.
«...И кто знает, не была ли смерть для него спасением...»
Дома ожидали изводящийся от тревоги Диксон и раскалённый чайник – «Я его раз триста уже подогревал, пока ты там ходишь!». Ничего не говоря, Рыжик сел за стол, поднеся к бледному лицу курящуюся ароматным дымком чашку. Отпил чая.
-A la guerre comme a la guerre, – в конце концов, тихо проговорил он сам себе и вздохнул в свой смородиновый чай. Камилло наблюдал за ним лихорадочно блестевшими серо-голубыми глазами, нервно выщипывая пух из воротника свитера.
-Рыжик, – всё-таки окликнул Диксон, когда тот допил чай и отставил чашку в сторону. Рыжик вопросительно поднял голову:
-Что, Камилло?
-Ты... ты... не делай так больше, ясно?! – выкрикнул вдруг Диксон несколько невнятно. – Ещё раз увижу, как тебя похищают – у меня инфаркт будет! Не делай так больше никогда!!!
Рыжик долго смотрел на взъерошенного, всклокоченного, до сих пор переживающего ту страшную минуту у подъезда Камилло, и его лицо, как обычно, не выражало ровным счётом никаких чувств. Диксон от этого молчаливого, спокойного взгляда даже как-то слегка оклемался и прекратил выдирать шерсть из своего воротника.
-Я постараюсь, – непривычно мягким голосом проговорил Рыжик тогда, когда Камилло уже отчаялся что-то услышать. – Честное слово, я постараюсь. Пойдём спать, Диксон. Поздно уже.
-Вот постарайся, – для острастки пробурчал Камилло, уже успевший сообразить, каких жутких глупостей требовал в состоянии аффекта, и порядком устыдившийся своего демарша.
Встал, убрав чашки в раковину и заодно приняв выгодную позицию, чтобы не было заметно виноватого выражения на физиономии.
Бесшумно подошедший Рыжик потёрся щекой о Камиллово плечо, выражая своё понимание и признательность, и скосивший на своего найдёныша глаза Диксон заметил, что его волосы вновь начинают обретать свой настоящий, золотисто-рыжий цвет. И это показалось Камилло хорошим знаком. В уютном молчании они быстро вымыли-вытерли-убрали по местам посуду, и разбрелись по комнатам, одинаково улыбаясь самыми краешками губ – чтобы не спугнуть...
-Ир-рма, – сам себе прошептал Рыжик, зарываясь лицом в подушку. – Ирма и Дэмиен... К’рейг.
И почти сразу уснул – как всегда, без сновидений.
*
...Естественно, поставленный на семь утра будильник в телефоне был выключен киданием LG в стену: после Антинеля Рыжик мог смело давать мастер-классы по технике уклонизма от ранних побудок. Причём чисто на инстинктах, не приходя в сознание. В результате первым проснулся Диксон – часов в десять утра. И печально помахал лапкой мечтам о свойской рыночной сметанке.
Натянув неистребимые вельветовые брюки с ромашкой на заднем кармане, очередную клетчатую рубашку и два разных носка, Камилло выгреб в кухню, порылся в холодильнике и понял, что он чего-то не понял. За ночь с полок исчезли припасённые на чёрный день консервы с тушёнкой и скумбрией, пучок петрушки, десять яблок, плавленый сырок в ванночке и банка с прокисшим смородиновым вареньем. Мысль о том, что кто-то мог покуситься на столь странный продуктовый набор, была совершенно абсурдна. Тем более что дорогой сыр с плесенью остался спокойненько лежать в холодильнике, равно как и остатки спагетти с тушёным мясом.