-Почему? – бархатным вишнёвым голоском вкрадчиво осведомился Садерьер.
-А он в магазине. За хлебушком, значит, пошёл. А что такое? – разыграл Камилло дурочку.
Рыжик в коридоре молча сползал по стене, содрогаясь в приступе тихой истерики.
-Я предупредить хотел, – сообщил Садерьер, покорно проглотив «хлебушек», – чтобы милорд не вздумал сегодня выходить из дома. Только, похоже, я уже опоздал… Вот дьявол.
-А в чём дело? – тут же сделал охотничью стойку Камилло.
-Сегодня весеннее равноденствие, этот день в Некоузском клине ещё называют Переменой. Существует обычай обмена вещами в этот день – самыми разными, подчас странными. А зная, гм… определённые склонности милорда, ему лучше даже не начинать этот процесс. Неизвестно, до чего он доменяется, и с кем…
-Не волнуйтесь, Дьен, – ласково заверил его Диксон, гадко ухмыляясь в усы, – я лично всё проконтролирую. Можете на меня положиться.
-О, кресья, вы меня понимаете, – обрадовался Дьен, – даже, наверное, хорошо, что я именно с вами поговорил, ибо милорд наверняка бы устроил очередной бунт, вздорное создание. И как вы только с ним ладите?..
-Поработайте с моё в отделе по обращению граждан при страховых случаях – с медными червями научитесь ладить, – фыркнул Камилло и отсоединился. Крикнул в коридор:
-Твой обожаемый надсмотрщик велел нам сидеть дома, печь плюшки, вязать носки для сирот из детдома в Кирпичном, и ни с кем не меняться. Ну что, ку?
-Ку! – улыбающийся во весь рот Рыжик нарисовался на пороге, и подмигнул демоническому Диксону. – Ешь суп, а я пока тебе расскажу, почему Садерьер не любит фразы «Доре диас» – и будем собираться на праздник. Так вот, у командора войны Марио Садерьера было весьма специфическое чувство юмора…
Под историю про братьев Доре и Диаса зачарованный Камилло покорно съел полную тарелку сомнительного Рыжикова супца, чему, очнувшись, искренне ужаснулся. Рыжик в ответ только довольно посмеивался:
-Ладно тебе, нормальный суп был. Средиземноморская похлёбка из мидий с белой фасолью и орегано. Она только с запаха не очень…
-Ну-ну, – поверил Камилло и ушёл наряжаться. Через четверть часа они уже выдвинулись из дома, прихватив масленичную корзинку яиц, собранный Рыжиком из старого радио прибор под кодовым названием «Ебатория» © Камилло Диксон, и белые яблоки в качестве продпайка.
====== 27. Трамвайное депо ======
Побрякивая и чуфыкая, «Паккард» степенно вполз под сень берёзок. И, как и в прошлые разы, Фабричный квартал пропал, будто никогда и не было его, и стали слышны звуки Некоузья – вой собак на Пустырях, постукивание трамваев, далёкий гудок заводской сирены.
-Сейчас, как выедем из рощицы, поворачивай направо, в другую сторону от Пустырей. Нам надо сегодня за Северную ехать, вдоль трамвайных путей, – Рыжик опустил стекло в окне. В салоне «Паккарда» повеяло сладостным запахом близкой весны – сложной смесью из ароматов синего мартовского вечера, дыма, восточного ветра и вербы. Камилло кивнул, съезжая на колею и изо всех сил пытаясь не забуксовать в песочке. Величественно проплыла мимо хорошо знакомая обоим трамвайная остановка, сегодня по случаю праздника украшенная красными бумажными фонариками с логотипом депо на боках.
-Ха, похоже на бордель, – радостно откомментировал этот пейзаж неугомонный Камилло. Потом приветливо посигналил идущей к остановке странной парочке: высокой девушке в тёмно-красном кружевном платье, с повязкой на глазах, и мужчине в профессорской мантии, с брошью в виде паука на воротничке. Девушка, шествовавшая чуть впереди, с победным видом держала над собой ярко горящую сосновую ветку, отчего слегка походила на статую Свободы.
Следовавший за ней мужчина деловито протирал белоснежным батистовым платком воронёный револьвер и улыбался краешками губ. Услышав, как Диксон сигналит, он приветливо кивнул.
-В огонь, в огонь, в огонь! – весело пропела-прокричала девушка, взмахнув пылающей веткой и рассыпая искры в синие сумерки. – Все горести, все обиды, всё плохое сегодня – в огонь!
Прогрохотав мимо авто, к остановке подкатил трамвай 18 маршрута – он был весь от пола до крыши изукрашен алыми марлевыми лентами, белыми кружевами и нанизанными на проволоку кусочками серебристо блестевшего льда. Странная парочка, улыбнувшись Диксону и Рыжику на прощание, вскочила в трамвай. На затянутом паутиной стекле Камилло заметил табличку «Едем в депо!» и подумал, что сегодня наверняка все до единого маршруты идут только в парк.
-Хм, повезло ребятам, – проводив взглядом весело побрякивающий трамвай, заметил Рыжик.
-Ведьму подбили… Да, Камилло, в Некоузье живут ведьмы. Они летают на ветках облачной сосны, наблюдают жизнь и порой вершат над людьми свой странный, зачастую непонятный суд. Вороны на вокзале – это души ведьм, которые они выкинули, чтобы им ничто не помешало жить, не смущало их холодный беззаботный полёт… Когда умирает ведьма, её ворона-душа сгорает. Жаль только, когда убиваешь птицу – ведьме всё равно. Обитатели трамвайного депо ненавидят ведьм лютой ненавистью – ты знаешь, почему. Все до единого – и водители трамваев, и персонал цехов, и дружные с ними учёные из Гильдии Изгнанников. И жители ртутных озёр – единственные существа в Некоузье, которых ведьмы хоть сколько-то боятся…
-А мы ведь сейчас именно туда едем? В это депо, на озёра? – Камилло выехал наконец-то на асфальтовую дорогу и тут же притопил педаль газа: трюхать по песочку со скоростью бригады «Скорой помощи» местной областной больницы ему уже порядком приелось. Мимо замелькали современно выглядящие высотки, переливающиеся огнями.
-Ага. Это Нефтестрой, он по 67-ому маршруту следующий за нашей Северной. Тут учёные из Гильдии живут – что-то типа Академгородка. Потом дальше будет стрелка на путях и переход на Окружную линию. В одну сторону – на Кирпичное и Никель, в другую – на ртутные озёра, в депо. Только я, честно говоря, совершенно не помню, в какую – куда… – Рыжик тяжко вздохнул, уставясь в ветровое стекло на магазинчик под названием «Сытая снытька» – они как раз остановились на светофоре.
-Ничего, я разберусь, – утешил его Диксон, перед которым на фоне этой снытьки мгновенно развернулась многомерная меркаторская карта с дрожащими огоньками населённых пунктов.
-Не бойся, в Некоузье ты со мной никогда не заблудишься.
-Твои бы слова, да Святому Са в уши…
…И, как ни странно, они действительно не заблудились! Камилло, лишь чуть притормозив на развилке дороги, решительно свернул налево, в тёмную узкую аллею с еле горящими через один зеленоватыми фонарями. Притихший Рыжик сидел рядом, прислонившись виском к стеклу и глядя на уносящие назад заросли бересклета.
-Не молчи, Рыж, мне от этого делается грустно. Расскажи лучше ещё что-нибудь интересное, – попросил его Камилло.
-Чего?.. Что ещё интересное? Диксон, тут гражданская война на носу, а тебе бы всё сказочки слушать, – огрызнулся Рыжик нервно. Потом смахнул с лица длинную чёлку и чуть смягчился:
-У меня сейчас просто настроение сумеречное, так что давай помолчим, послушаем, как поёт дорога. А историй ты и на празднике вдоволь наслушаешься…
Оба примолкли; свет фонарей полынными бабочками пролетал по их задумчивым лицам.
Через пару десятков километров на деревьях начали попадаться первые ленточки из бинтов, белые шёлковые цветы и зелёные бумажные фонарики с замысловатыми узорами на стенках – они мерцали в темноте, словно кошачьи глаза. Откуда-то издалека донёсся звон колокольчиков; Рыжик встрепенулся, выпрямившись и нетерпеливо вытянув шею в попытке углядеть их пункт назначения. Камилло тоже непроизвольно увеличил скорость – и едва не ударил по тормозам, когда позади них что-то жутко лязгнуло и загрохотало.
-Крышка от багажника отмучалась? – упаднически предположил Диксон, кося левым глазом в зеркальце заднего вида – лязганье до сих пор не стихло и вроде как даже усилилось. Рыжик еле слышно хихикнул в свой воротник:
-Очнись, некоузьевед дипломированный! Это очередная трамвайка догоняет, мы же вдоль путей едем. Смотри, как красиво. Когда ещё такое увидишь, как не на Перемену?..
За деревьями и впрямь мелькали ярко блестящие алюминиевые бока трамвая, увешанного гирляндами из кусочков льда и разукрашенного живыми алыми маками и фонариками.