-Ну ты меня напугала, чуть сердце из груди не выскочило, – Камилло несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, потом довольно бодро заметил, – да ладно тебе киснуть, Ленточка, вот увидишь: Рыжику голову так просто не заморочить. Он даже Садерьеру лапши навешал, а уж эту леди Джанне, со всей её заманухой, вообще поперёк перекусит. Кроме того, Рыжик к тебе тоже весьма неравнодушен, вон как сегодня расфуфырился, прямо фу-ты нате…
Ленточка наконец-то тихонечко звякнула, отвлёкшись от перебирания осколков и прикрыв робкую, дрожащую улыбку ладошкой.
-Правда-правда? – по-детски доверчиво спросила она, поднимая голову.
-Ага. Я вот только одну проблему тут вижу: не будет ли нам тесно втроём в моей полуторке? Хотя, пока вы будете на медовом месяце, я может и подсуечусь с обменом…
-Ах-ха-ха, Камилло!.. – не выдержав, в голос расхохоталась Ленточка – как будто множество стеклянных шариков рассыпались на фарфоровое блюдо. – Вот умеешь же ты меня развеселить и согреть, точно как вязаные носки с коровами. Нет, мухняша, не смогу я жить в вашем мире – я же говорила, я принадлежу депо, и буду вечно скользить в своём трамвае по рельсам от края до края клина. Я ведь мертва, Камилло.
-И… другие девушки, которые танцуют на площади, и сидят в кафе? Все они… мертвы?..
-Да. Точнее сказать, и не живы, и не мертвы. Мы все – потеряшки, вырванные из таких разных и таких обычных жизней душами ведьм, привокзальными воронами. Мы опоздали, не успев вскочить в свой поезд,… и мы принадлежим депо и Ртутной Деве. Нас мало – лишь раз в год в депо приходит новый сотрудник, а одна из живущих здесь душ… обретает свободу и покой. И происходит это на следующий день после Перемены, на закате. Это вновь должно произойти завтра, Камилло.
-А ты бы хотела…? – Диксон не договорил фразы, но Ленточка его отлично поняла. Нервно облизнула искусанные, припухшие губы, потом решительно тряхнула белой гривой:
-Да, Камилло. Я потеряла Рыжика – я это знаю, так же отчётливо, как то, что завтра встанет солнце. Ещё час назад я бы сказала «нет». Ведь жизнь в депо, пусть странная, по новым законам, отнюдь не ужасна, в ней много замечательного. К тому же, все мы не помним, кем были раньше, и потому не терзаемся утратами и сожалениями. Но Рыжика я позабыть не смогу. Так что ж тогда толку продолжать жить, каждый день ощущая пустоту на месте сердца, жестоко выдранного в угоду чужим прихотям? Я… я уже даже не виню леди Джанне, она так устроена, что всегда берёт в жизни то, что ей нравится – и неважно, кому это принадлежит. Мне просто горько и грустно, и да, я хочу покоя, Камилло. Покоя и забвения.
Ленточка устало улыбнулась, опустив растрёпанную голову на скрещенные руки, и Камилло бережно погладил её по пышным волосам, расправляя примявшиеся маки. Помолчав, спросил:
-Извини, что лезу в такой момент с расспросами, но…
-Ты хочешь спросить про ключик? Почему я назвала его гадостью? – пробормотала Ленточка, поудобнее пристраиваясь щекой на своём марлевом рукаве. – Так он ведьмин. Мы такие штучки шкурой чуем. Мне ещё отчего-то показалось, что я даже знаю ведьму, которой принадлежит этот ключ. Вот глупость, право, откуда бы мне, простой девчонке, иметь такие знакомства?.. Хым… А гадость ты выброси. Ещё законная владелица заявится, обвинит в краже и устроит тебе купание нефтяной коровы заодно с красным конём… где ты её вообще взял?
-Выменял у Элен Ливали. Знаешь такую? – Камилло поднёс ключ к глазам, выглядывая через ушко-сердечко. В глубине души он уже горько пожалел, что поддался на сладкие уговоры Элен: нездоровая суета вокруг ключа начала его порядком раздражать.
-Да кто же не знает нашего светлого ангела, – фыркнула Ленточка. – Элен, впрочем, при всех её недостатках, весьма приятная дамочка, умненькая, и с пониманием. И тоже ведьм ненавидит.
-Э… понятненько, – Камилло очень не хотелось обижать и без того расстроенную Ленточку собственной рецензией на личность Элен по причине её полной нецензурности, и он предпочёл сменить тему разговора. – Слушай, а у вас тут типа гостиницы есть что-нибудь? Я ужасно хочу увидеть церемонию открытия вод, а для этого вначале надо где-то заночевать. Не в трамвайке же на раскладушке мне дрыхнуть?
-У меня переночуешь, не вопрос, – пожала плечами Ленточка и лениво махнула рукой куда-то в частокол стеклянных шахт. – Слушай, принеси мне ещё какао, будь лапой! У меня что-то озноб, всё никак отойти не могу,… но обещаю, что чашки больше крошить не стану! Честное-пречестное слово.
-Эх, горюшко моё, – Диксон со вздохом сгрёб в салфетку осколки со стола и пошёл к сладко пахнущим кондитерским развалам, бдительно озираясь: повстречать сейчас в очереди наглого сиротку Майло ему ой как не хотелось.
Носатого вымогателя поблизости не обнаружилось, зато у корзиночек с имбирным печеньем Камилло нос к носу столкнулся с Рыжиком. И закусил губу: косички с шёлковым шнурком у него не было. Ленточка оказалась права…
Рыжик рассеянно посмотрел куда-то сквозь Камилло, потом вздрогнул, словно от сильной боли, отступил на шаг и с этого расстояния взъерошено закричал:
-Ищи его тут, бегай! А ещё не велел мне теряться! Ладно, пошли скорее, люди ждут!
И, ухватив оторопевшего Камилло за рукав пальто, он решительно потащил его за собой, не слушая робких попыток Диксона что-то там возразить…
-…Ну вот, господа, – изрёк слегка запыхавшийся Рыжик, дотащив продолжавшего извиваться Диксона до компании учёных, подпиравших собой двери управления депо. – Знакомьтесь.
Произошла церемония всеобщего представления. Давешнего суматошного блондина, который напомнил Камилло паучка-косиножку, как оказалось, зовут Леонар Лористон, и он аспирант. А клетчатый субъект – Герберт Вайнрайх, его руководитель и глава кафедры. В их компании также обреталась тоненькая блондинка непонятного возраста, которую обозначили как Сладу, но никак не прояснили, что эта барышня делает в их сугубо мужском обществе и кто она вообще такая.
Камилло пожевал усы и вежливо осведомился, к чему тут всё это сборище на крылечке.
-Семечек полузгать, разумеется, – промурлыкал Рыжик в ответ таким ненавидящим голоском, что Диксон аж передёрнулся. – Камилло, напоминаю: сегодня Перемена. Ты предложил товар, и эти господа готовы выдвинуть ответные предложения. Каждый из здесь присутствующих членов Гильдии назовёт эквивалент твоей корзинке куриных яиц. Выберешь то, что тебе больше всего понравится, и по рукам. Ещё вопросы будут?..
-Нет. Мне всё понятно, – ровно отозвался Камилло, пытаясь удержаться и не ответить Рыжику в аналогичном тоне. Он понимал, что нервозность и взвинченность найдёныша – последствия его недавнего вальса с Ртутной Девой, и потому изо всех сил терпел резкости Рыжика, осознавая, как тому сейчас нелегко.
Чуть помолчав, Камилло повернулся к учёным:
-Валяйте, господа, искушайте. И учтите, трамвайных пауков и медного червя мне не надо… даже даром не надо! Я хочу получить что-нибудь нормальное.
-Хм, ну, с нормальным у нас в Некоузье, если вы успели заметить, Камилло, как бы слегка напряг, – ухмыльнулся Леонар, распушая мех на своём воротнике нервными тонкими пальцами.
-Ну что же, Камилло, лично я предлагаю вам поменяться на десяток семян кровежорок.
Диксон от такого предложеньица чуть не проглотил свои усы, но в последний момент смог удержаться и лишь судорожно кивнул, показывая, что выслушал и принял к сведению.
-У меня есть живой гобелен Айошской Пряхи. С ним вам даже не потребуется переставлять табуретку, чтобы раз за разом любоваться самыми разными закатами над пустошью Айоа, – мило улыбнулась Слада и блеснула васильковыми глазами на скисшего Леонара. Гримаску Диксона при упоминании семян кровежорок все трое разглядели преотлично. Камилло улыбнулся в ответ, но, ничего не сказав, поглядел теперь на Герберта.