-Я однозначно проигрываю рядом с коллегами, – удручённо развёл руками Герберт. – Разве что предложить вам детёнышей меркатора? У меня в подвале дома их мамаша-кукушка родила и бросила, смылась куда-то. А я, значит, вроде как их приёмным папочкой стал, сразу всем троим.
-Ой, ежатки, – умилился Диксон, не замечая зверского взгляда Рыжика, упёртого себе между лопаток. Клетчатый Герберт от этой реплики заметно приободрился, а Леонар совсем скуксился и даже оставил в покое свой пушистый воротник. Повисло напряжённое молчание; на Диксона с волнением взирали две пары глаз, васильковые и карие. Леонар, здраво оценив свои шансы на победу, предпочёл уставиться на танцующих на площади барышень. Рыжик же вообще утратил к Камилло интерес и, встав на цыпочки, высматривал кого-то в толпе. Камилло некоторое время о чём-то сосредоточенно размышлял, хмуря брови, потом неожиданно рубанул с плеча:
-Я меняюсь с Леонаром!
-А как же ежатки? – поперхнулся Герберт.
-Почему вы не хотите гобелен?! – в унисон с ним воскликнула Слада, потрясённо всплеснув руками. Не менее ошарашенный Леонар как-то кривовато улыбнулся, хлопая глазами. Все ещё хмурясь, Камилло непривычно суровым тоном известил общественность:
-Господа, я сделал выбор, но – не обессудьте! – не хочу вам его объяснять. Леонар, пойдёмте к машине, мой товар лежит в багажнике.
-Ну ничего себе, – в спины сторговавшимся блондину и Диксону оторопело произнёс Герберт.
-Я понимаю, детёныши меркатора не такая уж редкость, но против твоего гобелена, Слада, не устояла бы сама леди Джанне! Закат над пустошью Айоа… я бы душу продал, чтобы заполучить твоё сокровище. Нет, Слада, я совсем не разбираюсь в людях! Этот милый старикан растоптал в черепки все мои представления о человеческой психологии…
-Я сам в шоке, – признался Рыжик, тоже неотрывно глядя на удалявшуюся по берегу озера Камиллову шляпу, на которой трепетала ленточка из расшитого цветами бинта. – Я от Диксона такого не ожидал. Зачем ему кровежорки, интересно?.. Намерен трамвайкой прибарахлиться, а пауков не хочет, потому что где-то уже надыбал выводок? Надеюсь, он их не на меня поменял, и не у Элен Ливали…
-Слышишь, ты так не шути, – нервно откликнулась Слада, и меж её светлых бровей пролегла вертикальная морщинка. – И будь аккуратнее с чувствами Камилло – у него всё чёрное и белое, он больше человек, чем любой из нас, особенно – чем ты, Рыжик.
Тот в ответ зло сверкнул антрацитовыми глазищами, но промолчал. Слада всё не унималась:
-Наш мир ты, возможно, и зашьёшь, Игла, но сколько ран оставишь тому, кто не принадлежит землям Некоузья?..
-Не больше, чем смогу вытерпеть сам, – рот Рыжика горько скривился, он поднял голову и в упор посмотрел на Сладу – его взгляд был тяжелее земной тверди. – Лучше скажи мне, девочка с чужой душой: куда качнутся весы одного беспокойного сердца, принадлежащего Лучнику? К жизни и сладкому забвению, или к смерти и терпкой памяти? Мне так нужно знать это…
-Ключ от этой загадки – в твоей руке, – чуть улыбнулась Слада и, больше ничего не говоря, ускользнула в здание депо, захлопнув тяжёлую резную дверь прямо перед носом остолбеневшего Рыжика. С той стороны двери брякнул засов, ставя окончательную точку в их беседе.
-Женщины! – воскликнул Рыжик экспрессивно, и гневно потряс в воздухе воздетыми руками, обращаясь, в основном, к запертой двери. Герберт наблюдал за ним с заметным сочувствием, раскуривая трубку из красного дерева, потом робко осведомился:
-А может, всё-таки возьмёте меркаторов? Просто так, не в обмен. Я уже просто задолбался в Кривражки за молоком для этих тварей гонять… жрут его, как молотилки, стуки напролёт…
-Нет уж, спасибочки, мне Диксона во-от так хватает, – фыркнул Рыжик, чиркнув себя пальцем по горлу. Потом решил, что проголодался, и ушёл к кофейне, здраво рассудив, что уж там-то Камилло его непременно найдёт.
Утомившиеся музыканты, вероломно оставив публике патефон, оккупировали все столики, отогреваясь горячим шоколадом, и потому Рыжик встал у стойки, взяв себе бокал глинтвейна. Рассеянно поправил вновь повязанные на горло и запястья бинты – украшавшие их цветы теперь ртутно, серебристо мерцали, напоминая о прикосновениях леди Джанне. И даже горячий терпкий глинтвейн не мог прогнать дрожь, возникавшую при мысли о предстоящей ночи…
Погружённый в себя, Рыжик проморгал появление в кофейне звёздной парочки: кудрявого Полли в майке с коровой и всеядного носатого сиротки Майло. А когда обнаружил наличие их присутствия, было уже очевидно поздно шифроваться в пейзаже. Майло, даже не сочтя нужным поздороваться, моментально присосался к бокалу с недопитым глинтвейном, забив на тот факт, что лицам до шестнадцати алкоголь противопоказан, а Полли, неуверенно подойдя, вопросил:
-Простите… господин Норд… это ведь вы?..
-Нет, Бонита, это не я, это малютка привидение из Вазастана, – изрёк Рыжик несколько мрачно и облокотился на стойку. – Ты сам не видишь, что ли, вороны глазки выклевали? Ладно, хватит патетики, переходим к конкретике. Откель твоя милая конопатая физиономия взялась на озерах? Я слышал, что тебя убили в Никеле, вообще-то.
-Его убьёшь, – хрюкнул в глинтвейн слегка окосевший Майло, – проще медного червя досыта накормить…
-Это Майло, – предупреждая вопрос Рыжика, торопливо объяснил Бонита. – На сто процентов не уверен, но возможно, это мой сын…
-Чё, от Сао Седара? – хмыкнул Рыжик, оценивающе озирая смуглого, носатого, длинного и черноволосого Майло, погружённого в глинтвейн и сладко жмурящего золотисто-карие глаза.
-Поль, не тешь себя напрасными надеждами. Этот огарок похож на тебя не больше, чем я – на светлого ангела Некоузья.
-Я же говорю, что не уверен, – Бонита несколько удручённо поскрёб пятернёй в роскошных каштановых кудрях. – Зато Майло – копия своей матери, ведьмы из северного клана Стефании Пеккала, а я с ней… у нас ещё давно, когда я учился в Изборском НИИ… ну, это. Вы поняли.
-Ха! Конечно, понял. Неудивительно, что Ливали до сих пор чешется от желания тебя быстро, но болезненно прикончить! – Рыжик хлопнул ладонью по стойке и взял всем ещё по глинтвейну.
-Аналогично, – мрачновато отозвался Бонита, беря бокал. – Я тоже не настроен на перемирие. Тогда, когда меня в первый раз занесло в Никель, на меня почти сразу напрыгнул ни хрена не понимающий, но горящий желанием всех спасти Седар с пистолетом. Но я-то сразу вспомнил ту нашу беседу двухгодичной давности, когда я перевёлся из СИИЕС, и эту страшную сказочку про девочку-комендантшу Хелен из 7/1 корпуса, и всё сразу смекнул. Да и вы как-то уж чересчур по теме пропали в неизвестном направлении…
-Нет, вот кстати, изначально я совершенно не собирался иметь никаких дел с Некоузьем! Это Элен их захотела… поиметь… со мной, – Рыжик криво ухмыльнулся, болтая в своём глинтвейне декоративным зонтиком и ожидая, пока чуть остынет. – Изначально, Поль, я просто сбежал от драгоценного Дьена Садерьера, дабы ничего больше не слышать про священный долг сакилчей и прочую мутоту, тянущуюся за мной из моей позапрошлой жизни, как вонь за Баркли. И пожить нормальной человеческой жизнью. Ага, как же, пожил, щас… Честно говоря, я тогда не очень-то поверил в эту твою историю с пророчеством, ведьмами, меткой Иглы и Стрелы, и таинственным, никому не известным клином-миром. Тем более что госпожу Хелен Шульц, в девичестве Элен Ливали, на моих глазах сожгли в крематории и выгребли из топки на совочек. Конечно, родинки у меня на лице и плече действительно складываются в рисунок в виде иглы, да и происхождение не самое банальное, но… но ведьмы, узы и затерянный мир – это уже совсем какая-то мистика. Даже я в неё не поверил. И не верил, пока эта самая сожжённая Элен Ливали не пустила за мной офицеров из Кирпичного, дабы отловить бедного сиротку с даром уз и пристроить его к делу прогресса! Слава Са, Элен Ливали не знала обо мне всей весёлой правды, да и блузу на мне в Кирпичном никто, как ты, не рвал,… на такой суровый поступок наглости хватило, по ходу, только у тебя, Полли.
Бонита от этой реплики смущённо укусил свой бокал за край, едва не отхряпнув кусок стекла, и трогательно покраснел. История с собственным нападением на директора Антинеля была ещё жива в его памяти.