-Рыжик, Рыжик, тёмный ангел, – лихорадочно зашептала Ленточка, вцепившись Рыжику в руку, притиснувшись к нему, дрожа, пряча измученное, заплаканное личико на его плече.
-Спаси меня, прошу… Я не хочу исчезать, мне страшно, Рыжик, не отпускай меня, не бросай свою Ленточку… Я ведь люблю тебя, как ртуть и маки, как горячий снег, как белые бинты, правда…
Её обломанные ногти так впились в ладонь Рыжика, что на белой коже остались глубокие следы. Рыжик поморщился и мотнул головой, чтобы леди Джанне, наконец, отпустила. Прикусил губу. У его ног дрожал последний отблеск заката, а в душе, готовое уронить её и разбить даже не вдребезги, а в стеклянную пыль, дрожало понимание. Осознание того, что сейчас произойдёт, вот-вот, через минуту. Запах снега и свечного воска смешивался с ароматом роз.
-А кто… кто придёт на место Ленточки? – еле слышно прошептал Рыжик, отражаясь в диких, серебристых, одновременно торжествующих и почему-то очень грустных глазах леди Джанне. Та цокнула язычком, тряхнув длинными волосами:
-Твоя родственница, в каком-то смысле. Ты, Марджере, у нас Иголка, а в Депо к нам сегодня пожаловала Булавка… где она, не вижу? Мария, присоединяйтесь к нам, мы вас ждём.
На берегу после этих слов произошло какое-то шевеление. От призрачной стайки кружевных барышень отделилась высокая фигурка в свадебном платье с заплатками из старых, выпачканных засохшей кровью бинтов. Повязка из плотного белого холста на глазах не могла скрыть красоты высокоскулого, смуглого лица с чувственными губами… Губами, каждый уголок которых, каждую трещинку Рыжик выучил наизусть и мог узнать на ощупь хоть в полной темноте и даже без глаз. Да, он чуял. Он знал это заранее, пусть и не хотел верить всем приметам надвигающейся беды – а сейчас стоял и смотрел, как ему навстречу, неловко переступая по зеркальному льду, шла Мария Оркилья. Мария Оркилья в изорванном свадебном платье, с распущенными чёрными локонами под фатой из снега, с дрожащим огоньком фонарика в руке… Невеста смерти. Его невеста, больше не помнящая о той любви, что привела её сюда… вообще ничего уже не помнящая.
-Добрый вечер, леди Джанне, – заговорила Мария, подойдя и зачем-то вытянув вперёд руку с фонариком. Она как будто хотела осветить ту темноту, что стала для неё вечным наказанием.
-Вы меня звали? Извините, что я так медленно, просто ещё не совсем освоилась… когда всё так круто меняется в жизни, боишься делать слишком резкие движения, знаете ли.
-Да, Мария, я вас звала. Возможно, вы мне пригодитесь сегодня, – леди Джанне мило улыбнулась краешками губ и, повернувшись к Рыжику, вопросительно приподняла брови. – Что же, я слушаю тебя, Марджере. Итак?..
Рыжик замер, окостенел, разом оборвав все нервные окончания, прекратил чувствовать, потому что ещё минута – и он бы умер на месте от немыслимой боли, от этой жестокой необходимости выбирать, кого принести в жертву амбициям леди Джанне. О, эта преступная святость влюблённой женщины, с наслаждением наблюдающей гибель соперниц – женщины неумолимой, как старуха Скульд, и непогрешимой, как законы Мироздания! Леди Джанне, сама светскость, изящно склонив голову набок, с интересом наблюдала отчаяние, перекосившее лицо Ленточки, непонимающую морщинку меж бровей Оркильи, и…
-Я. Разобью. Лёд, – отчеканил рядом девичий голос, которого Ртутная Дева с нетерпением ждала – и изо всех сил прятала это нетерпение за веером из других эмоций и слов.
-Ты?.. Принципалка из Кирпичного? – с брезгливым недоумением переспросила леди Джанне, внутренне ликуя, и бесстрашно встретила тяжёлый, немигающий взгляд карих глаз Алии Селакес.
-Послушай, девочка, но…
-Согласно древнему закону, – так же металлически и чётко произнесла Алия, – если обитатель Депо и новоприбывший в Депо оба откажутся открыть воды и запереть своим телом зиму, то это может сделать по своему желанию любой человек из мира вне ртутных озёр. Вы отлично знаете, что это так, леди Джанне…
«Вы ведь сам мне об этом сказали сегодня», – мысленно добавила Алия, горько усмехнувшись, и закончила вслух:
-Поэтому – отдайте мне ключ. Сейчас. Пока не угасло солнце.
-Ты рехнулась, девчонка! – прозвякала Ленточка в ужасе, высунувшись из-за Рыжикова плеча.
-Оставь эту глупую затею, пусть лёд разбивает новенькая. Она всё равно ещё долго привыкать будет, и рваться назад, чтобы найти свою просроченную память… У неё тут никого и нет, так пусть не мечется и исчезнет сразу, прямо вот сейчас, а нам с тобой ещё жить да жить! Правда, Рыжик?..
Рыжик безмолвствовал, оцепенев и не отрывая безумного взгляда от бледной, измученной, но непреклонной Алии Селакес. Вот она, та самая круглая алая бусина, что пряталась в её душе и дробно постукивала в мурлычущем говоре… Алия протянула руку ладонью вверх, и леди Джанне, как-то странно то ли скривившись, то ли улыбнувшись, опустила в неё вынутую из-за корсажа платья длинную спицу, сплетённую из двух металлических стебельков с цветками наперстянки и серебрянки. Отступила на шаг и зачем-то потёрла туфелькой пятно умирающего заката на льду, словно оно было грязью, налипшей на зеркало.
-И всё-таки, твой выбор, Марджере, – леди Джанне распахнула руки-крылья, словно хотела обнять трёх женщин – отчаянно вцепившуюся в Рыжика, перепуганную зарёванную Ленточку, покорно склонившую голову и сжимающую в руках фонарик Марию, и непреклонную, твёрдо сжавшую губы Алию. – Одна из них навсегда покинет этот мир. Выбирай, кто. Пока не умер закат.
Рыжик беззвучно шевельнул губами. Досадливым жестом отцепил от себя тихо ахнувшую и растерянно всхлипнувшую Ленточку. Подошёл к чуть вздрогнувшей Марии, протянул к ней руки, желая обнять – но не коснулся, в последний момент удержавшись. Покачал головой, прикусив губу.
Полуобернулся к Алии – его взгляд оказался неожиданно жёстким, даже беспощадным, и в нём блестела та сталь, что может быть выкована лишь в горниле немыслимой боли. Спросил негромко:
-Зачем ты это делаешь, Селакес? Зачем распутываешь мёртвые петли моей судьбы, затягивая их на собственном горле? Зачем?..
-Есть три не зависящие друг от друга причины, – Алия убрала за ухо растрепавшиеся из её красивой причёски, мокрые от снега тёмные волосы. Её рука чуть дрожала – но не от страха, а от сильной усталости, граничащей с безразличием. Голос утратил чеканную строгость и потускнел, надломался, словно разъеденный ржавчиной металл.
-Первая причина – моя недальновидность. Когда перед Церемонией открытия вод потушили все ртутные лампы в Депо, я упала в обморок. А сейчас доживаю последние минуты, потому что с моей зависимостью от уз больше получаса без лёгкого электричества – верная смерть. Я пришла на озёра, но уйти с них уже не смогу. У меня не хватит сил, даже если лёд разобью не я. Незнание всех этих древних церемоний Некоуза… обошлось мне очень дорого, Ррыжичек. С моим решением моя смерть хотя бы не будет напрасной… Вторая причина – это мой осознанный выбор. Даже не погибай я сейчас без озона, всё равно открыла бы воды, чтобы уберечь тебя от потерь, Ррыжичек… А третья… третья причина, это… Послушай, ты должен поклясться мне, Ррыжик, в одной очень важной вещи. Хорошо?
Он молча кивнул, не в силах заговорить. Быстро взглянул на леди Джанне. А та, всё так же мило и абстрактно-вежливо улыбаясь, вдруг ни с того, ни с сего стремительно мазнула по щеке левой ладонью, оставив лёгкий серебристый след на бледно-лунной коже. Непонятно, но думать об этом некогда – Алия, тяжело, с хрипом дыша, продолжала:
-Ты поедешь в Кирпичное, Рыжик, к нашей светлой девочке. Обещай мне это, и тогда я открою воды, без малейшей тени сомнений отдав свою жизнь ради тех, кем ты дорожишь… Обещай мне это. Пока ты спал, а снегопад перекрашивал мир, я тоже… переменила взгляд на многие вещи, так как узнала… много разного. Нет времени всё объяснять, просто поверь – когда ты встретишься с Элен Ливали, всё, что было порвано, срастётся. Обещай мне…
Голос Алии угас до еле различимого шёпота – и оборвался. Пошатнувшись, девушка неловко опустилась на колени возле совсем уже крохотного, не больше детской ладошки, зыбкого бледно-розового пятна закатного света на льду, и на озёра упала ватная, снежистая тишина.