-Включи печку, а? Я понимаю, тебе уже всё равно, а я ещё...
Ляпнуть немыслимую бестактность Майло не позволила чья-то решительная рука, рванувшая на себя дверцу возле водительского места. Там, порождением погибшей зимы, стояла решительно сжавшая губы Мария Оркилья, и снегопад лепил на её теле новое белое свадебное платье, а длинные, распущенные чёрные волосы терялись в близкой, стоящей за её плечами ночи.
-Я поеду с вами, – известила она с напором разогнавшегося до предела трамвая с заклинившими тормозами. – Я не хочу оставаться здесь, понятно? Все эти девочки пустые и счастливые, а во мне слишком много осталось жизни, и я еду с вами – обратно. К поездам, воронам и коровам. Пусть они отдадут мне меня. Марию Оркилья. Пусть только попробуют не отдать!!
-Но... – тихо пискнул Майло, отводя взгляд – Оркилья содрала с лица повязку из холста в знак протеста и нежелания смириться с потерей себя. В её жестах всё ещё сквозила скованность и неловкость, что были так явно видны тогда, на закате – но близкое ощущение Рыжика, те его слова и зов памяти требовали от Марии не опускать руки и сражаться. Раздавить туфлей извивающуюся гадину-страх – и идти напролом, не подчиняясь чувству бессилия, тянущему на дно, в сладкий ил забвения.
-Что «но»?! – тут же повернулась к вздрогнувшему Майло Оркилья, сжавшая пальцы на краю дверцы так, что ногти скрипнули о заиндевевшее стекло. – Насколько я понимаю, эта машина – единственный способ убраться из Депо, кроме своих двоих. Кому не нравится ехать со мной – тот вылезает и идёт пешком!!
С пушечным грохотом захлопнув дверь, Мария через секунду нырнула на заднее сиденье, прошелестев рваным кружевом и громко чихнув от скопившейся там за последние полвека пыли. Майло попробовал было возмущённо повзирать на Рыжика, но все его потрясания руками и гневное пыхтение разбились о холодное безразличное пожатие плечами и слова «Пусть едет».
Рыжик отпустил ручник и с полминуты смотрел в снежную круговерть, в которой таяли два луча фар. Стоянку замело, стерев даже их собственные следы, оставленные четверть часа назад. Потом, словно вслепую, прижав ладонь к ветровому стеклу, стронул «Паккард» с места, и повёл его через вязкую плоть снега, взрезая её тупым неудобным скальпелем авто и собственной бритвенно-острой волей. Майло круглыми глазами смотрел перед собой, ощущая, как все они втроём протискиваются сквозь сугробы, и тянет их не древний фыркающий мотор, а целеустремлённость шьющей Иглы. Мария тихо дышала на заднем сиденье, успокоенная своим исчезанием прочь из Депо, а снег всё крал и крал у них ненужные Озёра и всех их обитателей.
====== 36. Господин директор Антинеля ======
...Если вам кто-то скажет, что это замечательно и восхитительно – быть директором Антинеля, не верьте этому чудовищу и бегите от него со всех ног. Бегите, не разбирая направления и не слыша крики «Стой, одумайся!» из-за спины. Бегите, покуда хватит дыхания... это вам говорю я. Тот, кто не убежал, а доверчиво схватил, по своей сорочьей привычке хватать всё блестючее, ключи от ворот Антинеля. И кто сидит теперь в кабинете, где пахнет мёртвыми цветами и сердцами, в чужом кожаном кресле, схватившись за голову и глядя в зыбкое отражение полных паники карих глаз в полированной крышке письменного стола. Подбитое сознание вошло в штопор, оставляя за собой дымный след – и не оставляя надежды выжить.
-...Сао Седар? – в дверь бледным лепестком проскользнула Ирина с чашкой в руке. Я уставился на неё дико: комендант общаги химиков явно светилась от удовольствия, отыскав меня на пяти тысячах квадратных метров Антинельской многоэтажности, что явно было непросто, учитывая всю кривизну моих последних передвижений по территории. Однако появление Ирины меня как-то неожиданно успокоило. На общем фоне её жизни мои проблемы начинали выглядеть не то чтобы надуманно, но уже как-то менее остро. Словно она холодным молоком разбавляла горький-горький, раскалённый кофе мира. Так, что его можно было начинать пить.
-Ирина, я же просил не бродить в одиночку, – укорил я чуть снисходительно и чуть тревожно, беря у Маркес чашку и суя в неё нос. Оттуда пахло крепким Ассамским чаем с барбарисками.
-Это мне? Ох, спасибо. А то я такой дряни в реанимации нахлебался, до сих пор невкусно.
-Вы были в реанимации, Сао? Что-то случилось с флигелем? – встревожилась Ирина, ухватывая бант на своей косе и глядя снизу вверх.
-Всё поправимо, Ирина, – ответил я – и сам поверил в это. Что я смогу найти потеряшку Норда, что освобожусь от уз, что прищучу пробравшуюся в мои владения Элен Ливали... Ну и всё такое прочее, в духе сопливых притч про прутик и веник. И кстати о постулате «Вместе мы сила».
-Ирина, тут на меня столько всего за короткое время свалилось, но я сейчас увидел вас и резко осознал одну важную вещь! – я в ажиотаже едва не выплеснул чай на белёную стену, добавив к безупречному стилю кабинета Норда чисто индусской самобытности. – Не сразу у меня эти кусочки в голове совместились, а жаль! Я бы и ей тоже сказал!! Вот было бы радости вам обеим в нынешние смутные времена...
-Нам обеим?.. – по лицу Ирины пробежали лёгкие тени, словно от облаков на воде. Она коснулась губ пальцем, задумавшись на миг, а потом тихо-тихо, едва слышно прошептала, – Марика… здесь?
-Да, здесь, в Антинеле. Она как раз там, во флигеле, у инфекционщиков. Как-то пробралась сюда под видом иммунолога, и ведёт герилью с нашим общим врагом, Элен Ливали, – просветил я и, могу поспорить, морда у меня была довольная-предовольная. Обожаю приносить людям хорошие новости и смотреть, как они расцветают и светлеют лицом. Ирина же была так сражена свалившимся на неё счастьем, что попыталась усесться прямо на ковёр, всё так же держа свой бантик и робко, неверяще улыбаясь. Я вовремя поймал комендантшу в полуметре от пола и переместил на диван, посидеть – отдышаться.
-Марика... – лицо Ирины начало понемногу окрашиваться жизнью, словно волшебные бумажные цветы. У меня в детстве были такие. Бледные и невыразительные в туго стянутых бутонах, они оживали, распускаясь в чаше с тёплой водой. Странная аналогия, но при взгляде на зарумянившееся личико, на капли света, дрожащие в светло-голубых глазищах, у меня в памяти начали стремительно разворачиваться тюльпаны, примулы, ирисы и какие-то ещё весенние растения, бережно вынутые из бесцветного небытия моей рукой.
В кабинете Норда как-то на редкость весело и оттого кощунственно пахло барбарисками. Этот запах был странен, словно красный лоскут-заплатка на чёрной шёлковой блузе. Но я точно знал, что иных запахов здесь уже не будет...
Ирина меж тем похлопала себя ладошкой по лбу, словно стараясь что-то вспомнить, и встала:
-Сао, может быть, вы согласитесь пойти со мной к Марике? Мне в самом деле неуютно одной. То и дело натыкаюсь на офицеров – они мне ничего не говорят, но смотрят так, что горло схватывает от страха. Весь корпус общежития химиков под узами...
-Я подозреваю, что Элен Ливали где-то рядом. Среди нас... – я чуть прикрыл глаза и попробовал ощутить магнитное и электрическое поля. Может быть, с навязанным мне подарочком это получится лучше, чем обычно?.. Как-то же они друг друга чувствуют, та же Марика, скажем?.. Здесь, в здании старого флигеля, мир дрожал, мир чуть заметно пульсировал. Эта дрожь была сродни подводной жизни с её течениями, с омутами и отмелями. С колыханием водорослей – силовых контуров мощной нуль-аппаратуры, со стайками рыб и рыбёшек – тех сотрудников Антинеля, которые, как и я, смутно чуяли магнитные линии пространств... Светлая рябь соседних граней, в которые отсюда открыты двери; глубинные течения далёких миров. И среди них ослепительным бликом, от которого хотелось заслонить глаза рукой, сияет провал в мир Некоуза. Кусочки этого сияния, словно медузки, плавают там и сям, касаясь всего тонкими щупальцами. Возле пятна-провала этих вот «медузок» было больше всего, но попадались они и в других местах – в водовороте флигеля с геранями, в тихом спокойном мерцании второго корпуса, у инфекционки...
-Сао!.. Сао... – позвал меня далёкий голос Ирины, и я с усилием вынырнул в обычные измерения мира, задыхаясь и тряся головой.
-Что такое? Можно было подождать и не отвлекать меня? – я с некоторым раздражением уставился на Иринины пальцы на белом рукаве моего пиджака. – Ир, я всё-таки общественно полезным делом занят – ловлю зубастую вёрткую рыбку в мутной водичке, а не развешиваю свою несостоятельность по заборам, в отличие от некоторых там... особ! – мне в последний момент удалось удержать язык за зубами. Иногда Иринина бледная беспомощность начинала меня здорово бесить, и это самое иногда сейчас как раз со мной и произошло.