На Юту Камайнен девушка старалась не смотреть; при этом она лелеяла тайную надежду, что ведьма всё-таки попробует сцепиться с этой фарфоровой тварью по прозвищу Рыжик, и тем самым даст принципалке шанс завладеть дневником Стефании. Узы по-прежнему молчали, и распознать, где точно находится тетрадь, принципалка была не в силах. Слава свету, хотя бы головокружение слегка унялось… На какой-то миг Нарцисса поверила, что всё сложится удачно – но тут Тин-Тин в голос завыла, осев на истёртый дощатый пол и горестно вцепившись обеими руками в свои густые тёмные волосы.
-Неееет, ты будешь меня ругать, Смайличек, будешь, – всхлипывала девочка, – и за дело, за дело, потому что я эту книгу обменяла на Перемену...
-Кому?! – хором воскликнули Майло и Нарцисса: мальчишка с яростью, девушка с отчаянием.
-Так Поооооолли же, – простонала Тин-Тин и подняла покрасневшие, несчастные глаза на немо открывавшего и закрывавшего рот Майло.
-Но зачем?! Зачем?! Я бы и так отдал Полли эту тетрадь, он ведь дружил с мамой, и вообще...
-Она всё равно не открывалась, там замочек хитрый, я его и шпилькой, и булавочкой, а он никак, – всхлипнула Тин-Тин, размазывая ладошками слёзы по не очень чистым конопатым щекам. Нарцисса поймала себя на том, что хочет сгрести в объятия и расцеловать эту маленькую воровку, так ловко пославшую опасный дневничок прямиком в Кирпичное. Ведь Элен Ливали сказала, что чувствует приближение Поля, а уж изъять у своего возлюбленного талмуд глава интерната сумеет на счёт раз, когда два уже было. Майло меж тем, забыв о своём первоначальном желании не ругаться на Тин-Тин, выговаривал сидящей на полу девчонке:
-Ну вот сколько тебе раз говорили, не бери чужого, не-бе-ри! Мне вот удалось выменять ключик от замка, я специально привёз его с собой, он у Рыжика, чтобы открыть тетрадь, а ты! Хуже сороки, сожри тебя медь, цапаешь всё, что плохо лежит и медленно бегает...
-Поооолли мне за эту тетрадь обменял настоящий пистолет, – всхлипнула Тин-Тин обиженно – и опять разревелась.
-Так, всё, тихо, не нервируй ребёнка, – Нарцисса решительно подняла плачущую девочку с пола и повела на кухню – умываться над заставленным грязными тарелками оцинкованным рукомойником.
Открывая вентиль, она небрежно спросила у Майло через вздёрнутое плечо:
-Да и в чём вообще проблема? Встретишь своего Полли завтра или послезавтра, он же не съест этот дневник, в конце концов! Откроете да прочитаете. Нашёл беду великую, пфы! Правда, Тин?..
Девочка, которую Нарцисса как раз щедро макнула головой под кран, что-то утвердительно пискнула, даже не пытаясь вырваться из цепко-заботливых ручек принципалки. Майло возмущённо замахал руками, словно ветряная мельница:
-Вот не надо тут мать Терезию корчить, да? Нашкодила, так пусть хотя бы извинится! Нам от смерти этот дневник нужно прочесть, а она... да и кто ты тут вообще такая, фифочка блин, на шпильках, откуда нахрен взялась! Нашлась командирша, на наши головы! Да ещё и ведьму за собой привела какую-то... неправильную...
Он стрельнул глазами в сторону Юты, равнодушно попиравшей грязный пол босыми ножками, убедился, что та на него никак не реагирует, и развил свою мысль:
-Я тебе вот так скажу: ты хоть и старше, но я в этой общаге полжизни прожил, а Тин-Тин и ещё больше знаю, поэтому мы без тебя разберёмся. Забирай эту свою мутную Юту и вали откель явилась!
-Во развоевался, – прищёлкнула Нарцисса языком и принялась деловито возить сорванным с крючка полотенчиком по лицу утратившей всякие способности к сопротивлению Тин-Тин.
-Говно попало в вентилятор! Между прочим, Майло Пеккала, я к тебе пришла...
-Э-э... да? – поразился тот, повнимательнее вглядываясь в Нарциссу. – А... зачем?..
Тин-Тин попыталась было что-то сказать сквозь полотенце, но тут принципалку внезапно обожгло сладостным, долгожданным ознобом: до её измученного тела докатилась волна энергии из соседнего корпуса. Нарцисса улыбнулась, чувствуя, как звенит и наливается упругой силой медь под её кожей. Миг; блеск опаловых глаз, полоснувших по кухне и встретивших взгляд других – льдяных, зелёных, беспощадных.
-Вот за этим, – тихо отозвалась Нарцисса, держа руки на плечах Тин-Тин.
Вдох; удар двух сердец, синхронно толкнувших заряженную озоном кровь и горючую ведьмину топь по жилам – и витой кабель старой наружной проводки, выдираясь из стены, стремительным плющом обвивает Майло, ныряет под воротничок, сдавливая горло... Золотистые глаза моргнули удивлённой своим падением звездой – и бессильно закрылись, заставив Тин-Тин дёрнуться и что-то невнятно крикнуть. Нарцисса предупреждающе сжала пальцы, и девочка замерла под её руками, точно напуганный зверёк. Придушенно всхлипнула от смеси обречённости и страха – ибо, почти одновременно с проводом, из стоявшего на серванте горшка традесканции выхлестнуло несколько колючих стальных плетей, что в мгновение ока свились на теле Рыжика в страшно-прекрасный ажурный узор. Юта Камайнен сжала скрюченные пальцы, затягивая всё туже, туже, вглядываясь в застывшее лицо напротив, тщетно ожидая увидеть хоть что-то, кроме равнодушия фарфоровой статуэтки. Колючки рвали чёрный шёлк, пропарывая ткань, впивались в бледные щёки, кропя их алым... но Рыжик молчал. Молчал, чуть прикрыв глаза, не желая отражать в них перекошенное гневом юное личико восточной ведьмы.
-Юта, хватит... хватит, прошу, пожалуйста, – не выдержала Нарцисса. Провод давно уже отпустил лежавшего без сознания Майло, и теперь неуверенно шевелился у ног принципалки. – Он не человек, но ему ведь тоже больно... не нужно. Я просто... просто возьму ключ. Я не хочу никого убивать.
-Зато я этого очень хочу, – с видимым наслаждением отозвалась Камайнен и нежно улыбнулась Рыжику, коснувшись ладонью его израненной щеки.
-На закате второй эпохи в ткань Некоузья воткнётся Игла; она зашьёт то, что было порвано, – говорила нам в своих гобеленах пряха Тэй Танари. Вот только если кто-то порвал цепи, что держали его долгие годы, порвал липкую паутину безволия, порвал границу обыденности... что, ты и это зашьёшь, да, Игла? Ведь уже зашил, затянул все прорехи в иные миры, чтобы мы сидели тут, как бабочки в банке...
-Тебе перестало хватать неба, дитя рассвета? – тихо отозвался Рыжик, едва шевельнув губами.
-Но небо других миров всё равно останется для тебя под замком – лишь глубинная магия земель Некоузского клина питает хвою твоей облачной сосны, вопреки всем законам гравитации...
-Замолчи! Замолчи! – Юта вонзила ногти в ладони, и на кафельный пол вновь морозной вишней брызнула успевшая остыть кровь Рыжика.
-Из-за тебя погибла моя сестра Лара. Из-за тебя трамвайное Депо потеряло свою хозяйку. Из-за тебя пошли вразнос все балансиры и шестерни нашего мира, и грядёт война между этими и теми, – ведьма поочерёдно махнула рукой на закусившую губу Нарциссу и на еле заметно шевельнувшегося на полу Майло. – Если я не уничтожу тебя, то ты уничтожишь Некоузье, проклятая тварь изо льда, пламени и тьмы!
Рыжик помолчал. Чуть склонил голову набок, опустив глаза. Вывернул кисть, подцепив ногтями стальной стебель, обвивший его запястье – и порвал его так, словно он был тонкой ниткой. Ещё рывок, ещё... Юта, оледенев, смотрела, как тонкие пальцы Рыжика раздирают металл, и всё никак не могла принять ужасный факт: что-то вдруг оказалось не в её власти... Рыжик выдернул из щеки последнюю колючку, промокнул глубокую ссадину рваной манжетой и равнодушно заметил ведьме:
-Ты это так говорила, словно я этого не знаю сам.
-Да как же тебя остановить, отродье?! – яростно закричала Камайнен. Зелень её глаз затянуло тяжёлой ряской отчаяния, а за спиной у ведьмы, взявшись словно из ниоткуда, распахнула крылья ворона-душа, пытаясь защитить свою хозяйку.
-Никак, – просто ответил Рыжик. – Не берите Иглу Хаоса в руки – не вы её швеи, не вы её нить. Делайте, что должно, ведьмы... и третий холст обретёт краски. А мстить за Лару Колклазур, что сочла себя не тем, чем является – это глупо, дочь рассвета Юта Камайнен. Глупо и ненужно.
Юта не ответила – лишь с отчаянным воплем-воем вскочила верхом на свою сосновую ветку. И, пробив своим телом двойное стекло и частый переплёт оконной рамы, вихрем скошенной травы унеслась в небо, сопровождаемая своей вороньей душой. Она неслась, задыхаясь, не видя дороги, обрывая провода и глотая снег вперемешку с тьмой, а лёд её зелёных глаз трескался, трескался, выпуская наружу радужную, горючую топь ведьминых слёз... Слёз, которые ещё никогда за всё время существования клина не падали на земли Некоузья.