-Я же теперь без тебя вообще никуда. Этот мир для меня чужой, и... – он не закончил фразы, досадливо дёрнув уголком рта. «И мне отсюда никуда не деться... хотя и деваться-то, в общем, некуда», – завершил Камилло свою мысль уже про себя, спускаясь следом за Полем по гулкой, слабо освещённой лестнице, где тревожно пахло ветром из ниоткуда. На ступеньках между третьим и вторым этажами сидела коротко стриженая девушка в синем платье. Она немо и обречённо смотрела на собственные запястья, прошитые бесполезной теперь медью, и слизывала слёзы с бледных, запавших щёк. Бонита, проходя мимо, цокнул языком и негромко проговорил, словно бы сам себе:
-Элен... подсадила тысячи людей на наркотик власти, которую дают узы... а теперь весь клин ломает без очередной дозы вседозволенности.
-Это... теперь навсегда? – с ужасом спросила им в спины принципалка задыхающимся голосом.
-Мы больше...
-Да, вы больше не будете играть в богов, – спокойно отозвался Бонита и почесал подбородок о плечо. В его глазах не было ни жалости, ни злости; казалось, щёлочи и кислоты его странной судьбы давно уже вытравили из души Поля эти чувства. – Империя ангелов пала. Настала пора снова пройти по земле Некоузья и вспомнить обо всём, что было позабыто в вашем всеобщем ослеплении чистым белым светом...
-Да зачем же теперь вообще жить?! – приципалка в припадке бессильной ярости рванула ногтями кожу над узором медных нитей, пытаясь выдернуть их наружу. Профессор безмятежно улыбнулся девушке, и от этой улыбки Камилло Диксона передёрнуло в жестоком ознобе.
-Если ты считаешь, что сама по себе, как человек, не представляешь ровным счётом ничего – значит, тебе и впрямь незачем жить, – произнёс Бонита, поправляя очки и сам не понимая, кого он сейчас невольно повторяет. – Элен Ливали, например, так о себе не считает. Но это уже твоё личное дело: сложить все флаги к ногам пустоты или продолжать сражаться с жизнью за жизнь... лично мы с главой интерната – продолжаем.
-А... – девушка притихла, съёжившись на ступеньке, и опять уставилась на свои сплетённые руки.
-Ты умеешь быть очень жестоким, – слегка удивлённо заметил Камилло, когда они остановились у начала лестницы. – Как консервный нож, который равнодушно пропарывает любые чувства с единственной целью: открыть истинные мотивы наших поступков и бесстрастно показать их нам.
-Да, – Бонита на миг смежил ресницы, потом повернулся к Диксону и открыто улыбнулся ему, глядя снизу вверх, – и к себе в первую очередь.
Диксон неопределённо пошевелил усами, не зная, что ответить Полю, и прислушался к слабому дыханию интерната. Тихо, так тихо... только в одном из тающих в стылом сумраке коридоров кто-то негромко плачет, будто стесняясь быть услышанным.
-Леонарчик не может обнаружить дверь? – вскинул брови Бонита, пересекая холл и выглядывая сквозь стеклянную створку в абсолютную ночь.
-Ладно бы он просто вокруг здания концентрическими кругами бегал, так ведь нет, его вполне может нахлобучить брать стену тараном, по принципу снесённых ворот...
-Погоди, – сосредоточенно сказал Камилло, принюхиваясь к холодному ветру, что врывался в холл через приоткрытую профессором дверь. – Там снаружи что-то происходит... слышишь? Такой странный звук, словно шепчет сразу тысяча голосов...
-Что за... – Бонита напрягся, прикусив нижнюю губу. – Нефть на нефть, если это именно то, о чём я сейчас думаю... у него что, совсем крышу сорвало?! – с этим вскриком Поль рванулся наружу, толкнув стеклянную створку так, что она влетела в стену, отчаянно звякнув и покрывшись сетью трещин. Встревоженный Камилло выскочил следом – чтобы увидеть, как кажущийся с такого расстояния сахарной фигуркой Лористон прижимается к расколотой шахте озонатора, а с его одежды и волос ползут вверх по закопченному стеклу десятки и сотни белых пауков. И нити их паутин с шепчущим, вкрадчивым звуком оплетают шахту, укутывая её в молочно-белый, флюоресцирующий в темноте кокон.
-Он просто псих, – с некоторым восхищенным изумлением сообщил Диксону все ещё невольно кусающий губу Бонита. – Вот уж не ожидал от этой бледной нематоды... я понимаю, что именно Леонар сейчас делает, но не могу взять в толк, зачем!
Поймав вопросительный взгляд Камилло, Поль сунул зябнущие ладони подмышки и объяснил:
-Это старая гильдийская штучка – приманивать одно электричество другим. Два вида энергии, существуя в чистом виде, как это ни странно, притягиваются и сливаются, хотя их адепты-люди страдают непереносимостью к чуждому виду электричества... Наш блондинка явно надеется вытянуть из колодца остатки лёгкого электричества с помощью пауков, вот только на кой? И что он им скормил такое, что они так сети плетут?
-Тех, кого сбил по дороге, несясь сюда, – мрачно пошутил Камилло, стараясь не смотреть в сторону шахты, постепенно теряющей привычные очертания под слоями матовых нитей, по которым плясали электрические искорки. Он не любил ни пауков, ни Леонара Лористона. Хотя под этими резонами крылся ещё один, самый страшный: глаза Диксона сознательно избегали смотреть на то место, где всё ещё тонули в каше из мокрого снега и земли фарфоровые осколки и черепки.
Бонита в ответ неощутимо усмехнулся у его левого плеча, качнув кудряшками:
-Ты умеешь быть очень добрым...
-Спасибо. Кстати... у тебя не будет закурить?..
Поль молча протянул ему выуженную из кармана бушлата помятую пачку. Взял сигаретку и себе; раскурил от старой зажигалки с логотипом Антинельского НИИ: освещённым окном за кронами сосен и надписью «Welcome to Antinelle». Пару минут оба созерцательно дымили, отрешаясь от необходимости куда-то идти, что-то делать и принимать решения: омут блаженного безмыслия, непозволительная роскошь бестревожности.
-Профессор... Поль! – позвал издалека голос Леонара. Он всё ещё прижимал к белой паутине на стёклах шахты обе ладони, но смотрел теперь на крыльцо интерната. – Поль, Камилло, возьмите каждый по нити, перекиньте их на изоляторы! Иначе вы там перемёрзнете все в здании...
-Идём. Блондинка дело говорит, – профессор прицельно метнул рассыпавший искры окурок в ближайший сугроб и обернулся к Диксону – тот, отрицательно мотая головой, попятился к дверям. Выставил перед собой руки, словно пытаясь защититься:
-Нет, Поль, я не пойду... туда. Нет. Не проси меня даже об этом. Ни за что.
-Постоишь внизу лестницы, – спокойно отозвался Поль. – Я тебе переброшу нить. Не бойся.
Камилло практически помимо своей воли последовал за профессором. Мысли и чувства текли в глубоководной ночи через сито его усталого тела, не задерживаясь и ничего не оставляя после себя.
Всё случающееся превратилось вдруг в сновидение, которое будет забыто через минуту после пробуждения. Диксон с равнодушной машинальностью принял матовую, мерцающую нить паутины из пальцев Поля и, пробравшись через сугробы к распределительному щитку в стене, несколько раз обернул её вокруг контактного зажима. Оказавшийся рядом Бонита пытливо, снизу вверх, взглянул Камилло в лицо и негромко проговорил:
-Лёг бы ты тоже, мухняша. Мы с Леонаром попробуем выжать из шахты немного энергии – она должна была остаться в глубинных пластах земли. Это будут последние капли, но мы хотя бы продержимся до того, как с Озёр пригонят пару цистерн солярки. В Гильдии уже всё знают... потому что леди Джанне погибла во время церемонии открытия вод, как и первая принципалка Алия Селакес, как и западная ведьма Лара Колклазур. Трамвайное депо сейчас, на время чрезвычайного положения, возглавил сам Ариэль Арника – что бы ни происходило в клине, алюминиевые трамваи должны ходить по расписанию. Но, знаешь... кризис уже миновал, и мы его успешно пережили. А дальше будет уже легче, Камилло. Иди, ляг.
-У тебя же почесуха и перхоть от Лористона, – невыразительно напомнил Камилло.
Ему неожиданно страстно и иррационально захотелось, чтобы начался дождь – сильный и тёплый апрельский дождь с ароматом надежды и возрождения. И если достаточно сильно поверить в это...
Он так и не смог додумать эту мысль: Поль решительно повлёк Камилло обратно – в стылый склеп здания, к бесцельно шляющимся в тусклом свете потерянным теням. На лестнице, глотнув смеси отчаяния и обречённости, которой пропитался каждый кубический миллилитр воздуха, Диксон внезапно воспротивился. Поглотившее его осознание «снящести» всего сущего стало и ключом от сковавшего безволия: Камилло понял, что он не вовсе обязан оставаться в умирающем интернате, рядом с Полем и Элен.