-Сильва! Ирина! – едва вырвавшись из тонких девичьих пальцев, я отпрыгнул от дивана чуть ли не на метр, задыхаясь от возмущения и судорожно одёргивая задравшийся пиджак.
-Вы что, с ума сошли, простите?! Это как понимать?
-Я тебя люблю, Сао Седар, а дальше понимай, как хочешь, – Ирина всё так же лежала на спине с закрытыми глазами. Её спокойное бледное лицо как будто светилось изнутри, тонкие руки были сложены на груди, как у святых на иконе. – Я тебя полюбила, Сао Седар, и это произошло в те два часа, что мы провели вдвоём, вытаскивая осколки и занозы из моей бедной израненной души. Я тебя полюбила, и… вряд ли смогу теперь пройти обратный путь, потому что ты теперь мой ангел-хранитель. Я сказала, ты услышал.
-Но у тебя там это, вроде, с Бастардом какие-то личные отношения завязывались, – попытался я остановить Ирину, пока она тут не наговорила ещё каких-нибудь страшных вещей типа «Седар, будьте моим мужем!». Голубоглазая девушка из Никеля была, безусловно, весьма хорошенькой, и я искренне ей сопереживал, но в качестве спутницы жизни она мне нужна, как Шарлю Моллару – обнуление банковских счетов. И вообще, у меня уже Ксандья есть!
Этот веский довод я и высказал нашей романтичной, предусмотрительно не приближаясь к дивану менее чем на два метра. Ирина всё-таки села, открыв ясные, голубые ангельские глазищи, застенчиво мне улыбнулась и заявила:
-Ну и что. Я ведь не собираюсь на что-то претендовать, я ничего не требую от тебя. Просто ты спас меня, Сао, и за это я буду тебя любить. Молча и незаметно, но – всегда. Как… как ангела.
-А… – я прямо не нашёл, что ей ответить. Стоял возле картины с этими плотоядными, то есть, пардон, целующимися лебедями, и чувствовал, как у меня горят кончики ушей. Меня никто ещё не называл ангелом, и слова Ирины вогнали меня практически в ступор.
-Я, это… пойду? – задал я всё-таки тот вопрос, который собирался задать, и попятился к двери.
-Ты тут запрись и никаким левым личностям не открывай, а если что не так – сразу же звони, мой номер ты знаешь. Я не буду отлучаться из Антинеля, и всегда смогу к тебе прибежать…
-Спасибо тебе, Сао, – девушка поднялась с дивана, расправляя и отряхивая помявшееся голубое платье. С её левого плеча съехала узкая кружевная бретелька, открыв некрасивое, пепельно-серое пятно над острой ключицей, похожее на старый ожог, и я невольно отвёл глаза. Ирина, заметив это, горько ухмыльнулась:
-Да, Сао… моя душа выглядит точно так же – выжженные дыры, раны и шрамы, метки жестокой и бессмысленной войны. Но в этом есть одно большое преимущество – мне уже нечего больше терять, я могу играть на поражение. Я только не хотела бы потерять тебя, Сао... Обещай мне быть осторожнее, пожалуйста.
-Постараюсь, – я кивнул, опять машинально поправив булавку в галстуке: после моих прыжков с дивана этот предмет гардероба выглядел так, словно побывал в сумасшедшем пылесосе. Ирина, подойдя, с лёгкой улыбкой проговорила:
-Дай поправлю, она у тебя криво заколота. Неужели не чувствуешь?
Не дожидаясь, пока я начну возражать, Ирина ловко выдернула длинную серебряную иглу с рубиновым цветочком из галстука – и тут же с жалобным криком выронила булавку на ковёр. На её пальце набухала алая капля.
-Вот зараза, я сегодня об неё тоже укололся, – я осторожно поднял злосчастную булавку и сжал за украшавший её цветочек резеды. – Сильно болит?
-Да нет, ничего, – Ирина чуть поморщилась, прижав к уколотому пальцу край длинного рукава.
-Мне вообще что-то не везёт на заколки, неделю назад гребнем рассадила костяшку пальца, до сих пор кровит. Вот тут, смотри,… а… у тебя тоже?.. Правда, странно?
-Это как-то с Никелем связано, – я потёр ранку на сгибе пальца, появившуюся в тот день, когда я в первый раз отведал всей этой петрушки. Ядовитой такой, знаете ли, петрушечки. – У Марии и Поля Бониты такие же.
-Да, – оживилась Ирина, – я про Задний Двор не сказала. Ну, если ты побывал у нас в Никеле, то должен знать, что это за место. Так вот, сегодня утром вместо обычных каштанов перед моим крыльцом невесть откуда взялся этот Задний Двор, а на дворе была доктор Оркилья в свадебном белом платье с фатой! А потом заявилась нефтяная корова, и я испугалась её и сбежала обратно в корпус. И меня теперь терзают всякие страхи за Марио, потому что известно: с Заднего Двора некуда идти, кроме как на рельсы, а рельсы ведут либо к вокзалу, либо в трамвайное депо, и ещё неизвестно, что хуже…
-Ничего, я на поиски Оркильи отправил Бониту, он вроде местный, в смысле, Поль тоже родом из Некоуза, должен ей помочь. А я помог тебе. Так что вместе мы не пропадём!
На прощание я по-дружески чмокнул Ирину в щёку, вдохнув её сладкий аромат барбарисок, и пошёл вдыхать другие ароматы. Селёдочные… >_<
…Пока я занимался экстренной психотерапией, время неуклонно сползло к обеденному, и на кухне прибавилось народу. Проходя мимо по коридору, я заметил у электроплиты и Агату дель Фрио, энергично возившую лопаточкой в сковородке с тушёными овощами. У стола две девицы яростно жевали бутерброды с колбасой, и сквозь эти бутерброды столь же яростно сплетничали, а возле ведра с мусором на корточках сидел давешний субъект в джинсах на босу ногу и чистил лук.
Последний раз перемешав овощи, Агата отбросила за спину длинные русые волосы, повернула голову, и стоявший на подоконнике электрический чайник щёлкнул кнопкой, включаясь…
Я от этой сцены в испарине вжался в стену за косяком двери, боясь вздохнуть. Однако! Добрая девочка Агата заделалась медиумом?.. Очень осторожно, стараясь не совершать резких движений, я опять заглянул в кухню. Дель Фрио как раз отобрала у субъекта в джинсах почищенную луковицу, и теперь крошила её в свои овощи. Одна из девиц, носатая брюнетка с тёмными птичьими глазами, окликнула её:
-Агатик, зажги, пожалуйста, свет, у нас тут в углу совсем темно.
-Чего, боишься, что не рассмотришь ногти и волосы в своей колбасе, Чирлет? – подколола её дель Фрио, не прекращая резать лук – от его запаха у меня так чесалось в носу, что аж слёзы из глаз текли. – Ладно тебе, не смотри, как плесень на карболку, сейчас включу. Айн момент…
Два бра в виде колокольчиков, приделанные в углу над столом, тихо дзинькнули и разгорелись бело-голубым сиянием. Агата резала лук. В кухне пахло ландышами. Я стоял за косяком, закусив губу, обливался слезьми и чётко осознавал, что к Баркли теперь можно идти только чисто для проформы. И так всё ясно. Была Агата дель Фрио, да вся вышла… И население общаги химиков быстро и неуклонно поглощается этими узами, не испытывая ни малейших угрызений совести. По-моему, им это даже нравится. Как бы мне не остаться в Антинеле единственным, кому это не нравится, помимо Сильвы-Ирины… Что же ты наделал, Норд, почему бросил нас беззащитными перед узами Некоузья?! Чувствуя, что сейчас слёзы потекут уже совсем не из-за лука, я поплёлся прочь из проклятого 7/1, глубоко засунув руки в карманы брюк и сердито нахохлившись.
Солдаты-чернявки в холле поприветствовали меня учтивыми поклонами; я в ответ оскалился на них волком, показывая, что ничего не забыл и забывать не намерен.
-Приятного дня, господин директор Антинеля, – дружески пожелал мне в спину один из солдат. Дверь в корпус я захлопнул за собой с такой силой, что едва не вывихнул руку.
Воздух пах весной и бензином, где-то пела птичка, по земле скользили тени от быстро летящих облаков, за которыми неярко светило солнце. Я медленно сошёл с крыльца и немного постоял в каше из раскисшего снега, сумрачно размышляя над тем, что явно не справляюсь с возложенными на меня обязанностями. И что директор Антинеля явно должен проводить время как-то иначе, чем шляясь по общагам или ломая себе голову над всякими волчанками, лампами в мисках и прочими резиновыми утятами. Я по старой привычке хватаюсь за частности, пытаясь собрать из них целую картину происходящего, тогда как Норд всегда ухитрялся увидеть всю систему взаимосвязей…
Мда. Зря Садерьер это затеял. Я не подхожу на роль администратора, потому что физик-нулевик это определённый образ мыслей и кредо, это, по сути дела, диагноз, и это не лечится ни терновым венцом директора Антинеля, ни сменой приоритетов.