-А, ясно, – иммунолог задумчиво постучала себя пальцем по губам. – Ладно, Седар, пойду-ка я дальше препятствовать распространению уз по Антинелю. Ты не дашь свою визитку? Вдруг мне потребуется с тобой срочно связаться, может, я того мальчишку отловлю, или ещё чего…
-Держи, – я вручил ей свою карточку. – Кстати, тебя хоть как зовут-то? А то ты столь рьяно на меня накинулась с претензиями, что я даже спросить не успел.
-Марика, – отрекомендовалась та, роясь в кармане своих зелёных джинсов. – На вот тебе тоже мой телефон. Вдруг та девица и впрямь Элен? Не вздумай с ней пытаться в одиночку встретиться, она опаснее василиска, хотя с виду вся такая нежная и хрупкая, как ландыш. Ливали может тебе ласково улыбаться и представлять при этом твои кишки на люстре, а как только ты отвернёшься, моментально всадит тебе нож в спину. У неё совести нет в принципе: потеряла на пути к власти…
-Всё понял. Буду аккуратен, – по-военному чётко отрапортовался я и сделал «под козырёк».
-Ты тоже не очень светись. И ещё, это… не протестуй так громко против уклада Антинельской жизни. Наши так себя не ведут. Выделяешься очень, а это опасно.
-Постараюсь, – мрачно отозвалась Марика без особого энтузиазма. Судя по её лицу, она как раз вспомнила про пирожки с ливером.
Вытащив обратно из-под рубашки натерпевшийся галстук, я на прощание помахал им подруге по оружию, и попёрся пытать клёцконосого насчёт лампочек, практикантов и вообще. Надо будет, кстати, в следующую встречу расспросить Марику, что означают все её загадочные выходки и каким образом они могут сдержать распространение уз…
В глубокой задумчивости я извилистым маршрутом проследовал до отделения реанимации, куда меня безропотно впустила вооруженная до зубов охрана. В коридорах горели синие кварцевые лампы: если у себя дома Алекс мог спокойно хранить прошлогоднюю рыбу и сомлевшие носочки, то за малейшее грязное пятнышко в реанимации клёцконосый вполне был способен убить.
Морщась и прикрывая рукой глаза, я быстренько миновал гадкий коридор и осел в холле между двух операционных на синий кожаный диван – дикий крик Барклиной абсолютной безвкусицы.
Набрал Дейлу на мобильнике:
-Дейлёныш, это твой храбрый защитник от агрессивных лампочек. Алекс вообще хде?
-Так я хотела тебе сказать, но не успела. Он оперирует, у нас очень тяжёлую девочку привезли, из автокатастрофы. Фарш, короче. Не знаю даже, когда кончат, уже шестой час пошёл. А мобила у него выключена, чтобы аппаратура без помех работала. Ты щас сам-то где?
-Да аккурат в реанимации, на синеньком уродце, я имею в виду диван в холле…
-Двигай лучше ко мне взад, я тебя покормлю. Что ты там под дверью сидеть будешь голодный, – предложила сердобольная Дейла. – Я тут в приёмной уже прибралась и марафет опять навела.
-Не, Дейла, не приду. Боюсь Алекса проворонить, он же после тяжёлой операции верняк мигом дрыхнуть заляжет или там на етьбу улетучится, лови его потом по всему Антинелю.
-Ладно, тогда я щас попрошу ребят с ресепшен, чтобы тебе хоть пирожков с чаем принесли.
-Будь так любезна, пирожки с ливером не заказывай, – душевно попросил я. – Спасибо, Дейлик.
Пирожки оказались с клюквой, а чай мне приволокли не то чтобы там чёрный или зелёный, а какой-то серо-жёлтенький, но я уже успел проголодаться и потому не стал привередничать.
На третьем по счёту пирожке красная лампа над дверями операционной погасла, и два санитара вывезли из распахнувшихся створок каталку с накрытой простынёй девушкой под капельницами. Следом, закуривая на ходу, потянулись вымотанные ассистенты, пара незнакомых хирургов и девушка-анестезиолог, торопливо бросившаяся следом за каталкой с чемоданчиком в руке.
-Сейчас отлежится, гемоглобин поднимем, и можно будет восстанавливать нейронные цепи. Я осколки костей все вытащил, где можно, сразу нарастили новые. Как думаешь, выводить девочку из комы, или пусть пока овощем поваляется? День пролежит вполне нормально, без риска…
-Нет уж, не надо нам такое без риска. Ещё отомрёт что-нибудь в мозгу, так мы потом месяц с ней проколупаемся. Выводите из комы, а если очень уж будет стонать, лейте ей морфий сразу в две вены, потом всё равно на следующей операции всю кровь придётся менять. Без этого никак, нейронные цепи – это опять как минимум пять часов бодяги, плюс доделать оставшиеся кости…
Я от этих разговорчиков из-за косяка чуть пирожком не подавился. Какое счастье, что отец таки не отдал меня в Медицинскую академию в нежном возрасте десяти лет, чтобы я с раннего детства готовился вступить двумя ногами на грабли… пардон, на семейную стезю аж восьми поколений семьи Седар. Я существо нервенное, даже бифштексы с кровью не люблю, какая уж тут медицина, я вас умоляю. Вот нулевая физика – это самое то.
-Потом третьим заходом пластику сделаем. Желательно за один раз всё отремонтировать, иначе после стольких перегонок крови и стимуляторов получим на выходе х/з что. Её потом ни один нормальный врач лечить не возьмётся. И так у девочки оба лёгких и половина ливера уже не свои, – продолжал Баркли, выходя, наконец, из операционной и встряхивая руками, чтобы разогнать кровь в онемевших от напряжения пальцах. Его сопровождал невысокий тонкий паренёк, на вид не старше пятнадцати лет, сосредоточенно чиркавший кремнем ободранной зажигалки в весьма безуспешных попытках добыть из неё огонь. Оба остановились в дверях, прислонившись спинами к разным косякам; Баркли дал мальчишке прикурить от своей зажигалки и затянулся сам. Я тихо допивал успевший остыть чай, не осмеливаясь отвлечь этих двух от захватывающей беседы о том, сколько литров крови им потребуется на послезавтра, и внутренне содрогался. А поскольку оба до сих пор щеголяли в белых, щедро перемазанных свежим кровяшником хирургических костюмах, то и пялиться на них тоже как-то особенно не хотелось. Тем не менее, я краем глаза позыркивал на мальчишку, стоявшего ко мне спиной, с дымящейся сигареткой меж тонких пальцев – очень уж он подходил на роль искомого практиканта из Некоузья. Баркли в нём, судя по всему, души не чает, если разрешил ассистировать на такой сложной операции.
-Вопрос вот какой, – рассуждал меж тем Баркли, непроизвольно почёсываясь под халатом.
-Обломится ли нам с этой адской работёнки хоть чего-либо в принципе? Всё это меньше чем на полторашку не тянет, если с пластикой.
-Алекс, нет поводов для паники. Там внизу её муж обретается, он на пассажирском был, и его при столкновении через лобовое башкой выкинуло, потому что не пристегнулся. А девицу ремень не пустил, вот и размазало по всему салону. Мужа там бригада Гастона у себя в травме быстренько заштопала, загипсовала и обколола; он пока в некоем трансе, но в принципе платёжеспособен. Да и тачка у них была не из дешёвых. Надо бы как-то деликатно этот вопрос на тему оплаты у него прояснить. Когда и сколько он нам отдаст.
-Ой, я не могу ещё и это, я падаю мордой в кафель от изнеможения, – застонал Баркли, оползая вниз по косяку с видом умирающей лебеди. – Меня в три ночи дель Фрио по авралу из постельки вынула, они самоубийцу чистили от снотворного, а эта дура, кроме таблеток, ещё и бритвенное лезвие ухитрилась проглотить… До рассвета с ней бились, там её папочка в пену изошёл, слюни по стенам, швырялся золотыми кредитками, и обещал либо горы бабла, либо страшную смерть, в зависимости от результата операции. Поди, объясни ему, что тебе покурить нужно выйти! Он там двери стерёг, словно орёл печёнку. Только чая попил, как вот эту притащили… Кстати, спасибо огромное за помощь!! Слушай, а не мог бы ты сам этого мужа окучить? У тебя хорошо выходит…
-Алекс, из меня добрый ангел, как из тебя Питер Пэн, – фыркнул практикант. – Ну ладно, так и быть, поговорю. А то у меня такое нехорошее предчувствие, что твой трудовыебудень на этой девице не закончится,… так что иди, поспи себе. Пока время есть свободное.
-При всём моём уважении, типун тебе на язык! – прочувствованно пожелал Баркли, отлип от косяка и только тут заметил в пейзаже меня.
-Здравствуй, Алекс, – я приветливо помахал хирургу надкусанным пирожком. Баркли в ответ отчего-то резко сбледнул с лица и вроде как попытался проглотить свою сигарету. Мальчишка тоже обернулся, посмотрел на меня безо всякого интереса раскосыми чёрными глазами и вежливо кивнул. А вот я таращился на него с интересом прямо-таки неприличным, и интерес этот вдвойне усугублялся упавшей на лоб из-под хирургической шапочки золотисто-рыжей прядкой волос. Что в сочетании с чёрными глазами наводило на… на всякие разные странные ассоциации.