Тетка Колювица этого только и ждала. Но она не сказала ему сразу всего, что знала, а решила сначала выпытать, что он думает.
— Я слышала, что Иван Керезов увивается за ней.
— Кто, этот хворый? Как бы не так!
— И тракторист Недялко, — приврала тетя Колювица.
— Да ну его! — обозлился дядя Коля. — Все они одного поля ягоды. Я свою дочь такому не дам.
— Ну, ну, Коля, ведь Недялко неплохой парень. Его работу все хвалят.
— Похвалы одни! — уже не на шутку рассердился дядя Коля. — Ты присматривай за ней построже, а то, если услышу хоть слово, голову тебе оторву.
— Она не дура, с плохим человеком не свяжется, но кто ж ее знает! — прибавила тетка Колювица, притворяясь, что над чем-то раздумывает. — Третьего дня говорит мне Раче: «Что, тетенька, кажется, скоро будем плясать на свадьбе.» — «Чью свадьбу собираешься играть?» — говорю. — «Нонину», — говорит. — «А кто же зятем-то будет?» — «Петр. Ах, если б ты знала, как ему Нонка полюбилась». — «Ну, а он ей?» — спрашиваю я. — «И он, тетя, и о-о-н!»
Тетка Колювица сама испугалась своей лжи и замолчала. Молчал и дядя Коля, прислушиваясь к песне капели. Ему уже не спалось. Он встал и подошел к окну.
Рассветало. По двору слонялись куры. Откуда-то выскочила собака и погналась за ними. Потом повалялась на спине и весело завизжала. «И она радуется, бедняга, слыша, как вода журчит», — подумал дядя Коля. Вдруг ему стало радостно, легко, по спине у него пробежала легкая дрожь, по жилам как будто потекла новая кровь. Он пригнулся, снова посмотрел во двор и долго не отходил от окна. Почудилось ему зеленое поле, а вдоль поля — дорога. По дороге едет телега. Колеса заплетаются в тяжелых зеленых колосьях. Проехала телега, а они, просмоленные, долго еще покачиваются над дорогой…
Он вернулся, лег на спину и только тогда спросил:
— Который Петр, Пинтеза сын, что ли?
— Он самый.
Тетка Колювица увидела, как дрогнули его усы, сморщились щеки и он улыбнулся.
Это придало ей храбрости, и она тихо добавила:
— А этот Петр, как погляжу я на него, неплохой он парень.
— Э, да ты к нему уже приглядываться стала, — неожиданно набросился на нее дядя Коля.
— Уф, ну уж и ты тоже! А чего мне к нему приглядываться? Никак в одном селе живем, знакомы. Он парень без изъяна, но это уж ее дело. Раче говорит: «Тетя, он у нее на сердце, и больше никто». — «Э, — говорю я, — может, у нее на сердце и Он, а в отцовском, может, и другой кто». Дядя Коля понял, куда метит жена, заложил руки за голову и долго смотрел на синеватый квадрат окна. И потому ли, что все еще мерещились ему крупные зеленые колосья, нависшие над мягкой дорогой, он ответил не так, как ему хотелось.
— Я не стану вмешиваться в ее дела. Она не то, что старшая сестра, поумнее будет. Верно, парень он стоящий. Но правду тебе сказать, эти Пинтезовы совсем мне не по сердцу. Бирюки какие-то. Особенно старый. Ходили мы раз с ним на стройку. Всю дорогу слова не сказал. Молчит, как пень. Важничает он, что ли, Не люблю я таких людей.
— Молодой не пошел в отца. Да и то говорят: слово серебро, а молчание золото.
— Да, это так. А вот в работе они молодцы.
— Скажу я тебе, Коля, — разоткровенничалась тетка Колювица, — лежит у меня сердце к этому парню. Нонка правильно сделает, если пойдет за него. Ты как думаешь?
Дядя Коля почему-то не решался спросить, как далеко зашли отношения Нонки и Петра, но понял, что дела у них на мази. Дошли уже до того, что спрашивают его согласия. И сердце у него сжалось от ревности, больно ему стало. «Кормил ее, растил ее с самых пеленок, а потом отдавай чужим людям. А какой человек попадется, один бог знает. Вот, хотя бы и этот Петр. Смотришь на него: всем, кажется, взял. Но не место Нонке у Пинтезовых. Душа у нее открытая, как ясное небо, с ней поговорить приятно. А Пинтезовы люди холодные, слова свои на вес золота ценят. Как цветок без солнца, будет жить у них Нонка». Дядя Коля не сомневался, что мать передаст Ноне каждое его слово, и не знал, как быть: тут и не смолчишь, и не скажешь. Не хотелось ему обижать Нонку, не хотелось, чтобы она думала: «Вот отцу-то он не по сердцу». Дядя Коля протянул руку к шкафчику, где лежали папиросы и спички, но не нашел их там. Тетка Колювица все бранила его за то, что он курит натощак и перед сном прятала папиросы. Но сейчас, как только дядя Коля потянулся к шкафчику, она вскочила, взяла спички и папиросы оттуда, где оставила их накануне, и подала ему. Принесла и пепельницу и поставила ее на стул у кровати. Потом тетка Колювица легла и повернулась к нему в ожидании. Он затянулся, выкурил полпапиросы, но не нашелся, что сказать. А она так и впилась в него глазами. Это его рассердило, но он промолчал. Ведь мать же она! Кому, как не ей, дрожать за судьбу Нонки.