[ГлавСевМорПуть]
(секретарши хором)
Как широка страна моя родная,
Ни ближних и ни дальних концов в ней не найти.
Как управлять такой, никто не знает,
Ведь каждый в ней дерзает
И всякий в ней стремглав летит!
Ах, ах, ну полный швах!
И все хотят на веру,
И все хотят без сметы,
А где же аргументы,
Где численный расчёт!?
Во всём должна быть мера,
На всё должно быть вето,
С печатью документы,
Порядок и учёт! (2 р.)
(Саня Григорьев) — Я из восьмого летного отряда
С командировочным листом,
Военбилет при мне…
— Билет не надо!
— Мне бы отметочку…
— Потом!
— Так мне сюда?
— Никак не разберу я!
— Так я пройду?
— Конечно, нет!
— Но почему?!
— Вам в семьдесят вторую!
— Но я там был!
— Сейчас обед!
(секретарши хором)
Нельзя же так на веру,
Нельзя же так без сметы,
Должны быть аргументы
И численный расчёт!
Во всём должна быть мера,
На всё должно быть вето,
С печатью документы,
Порядок и учёт!
— А как же он? — Есть нужды, по которым
Нельзя тянуть! — Вот это да!
А я три дня хожу по коридорам
И тоже срочная нужда!
— А ну потише, Вы здесь не шумите!
— Нет, я нарушу ваш покой!
— Вы кто такой?
— Я негр Тити-Мити.
— Да Вы… Да Вы… Вы кто такой?!
— Меня зовут Григорьев Александр.
Живу я на вокзале, я круглый сирота…
— Псих!
(секретарши хором)
Нельзя же так без спросу,
Нельзя же так без сметы,
Где факты, аргументы
И письменный расчёт?
На сложные вопросы
Поступят в срок ответы.
Должны быть документы,
Порядок и учёт! (4 раза)
(Саня, Ромашов, Николай Антонович)
— Саня! Григорьев! Черт побери!
Искренне рад такому сюрпризу!
— Здраствуй, Ромашка, здраствуй, подлиза!
— Саня! — Кончай пускать пузыри!
Ты-то чего здесь оказался?
Да уж не ты ли, часом, воду здесь мутишь?
— Ты что?! — Гляди, как дам — так улетишь!
— Ты чего, это вовсе не я,
Это наш старикашка проказит.
Он боится, что твой перелёт
Воскресит его старый грешок.
Он тут ползает словно змея,
Он использует старые связи
И уж точно на всё, что угодно, пойдёт,
Лишь бы замысел твой растереть
В порошок!
— Ты давай не крути, ты и сам не зеваешь!
— Я вообще на твоей стороне.
— Ишь, как заворковал!
Что ж тогда девять лет
Ты такую улику скрываешь?
Я-то знаю, что ты то письмо своровал!
— Ну, не делай такое лицо,
Понимаю твое раздраженье.
Да, ты был оклеветан, увы,
И, естественно, жаждешь суда.
Ты получишь свое письмецо,
Но уж сделай и мне одолженье:
В сорок восемь часов уберись из Москвы
И не лезь в наши с Катей дела
Никогда!
(Николай Антоныч)
— Я, похоже, помешал?
(Саня Григорьев)
— Нисколько, Николай Антоныч!
Видите ли, только что, с настойчивостью чрезвычайной
Верный ассистент Ваш, не стесняясь, предлагал мне помощь
В том, чтоб опозорить Вас навек.
— Да-да, весьма печально…
— Он, подлец, припас на Вас опасный компромат!
— Да-да, я в курсе,
И с чего бы ждать иного —
Я его взрастил, а, значит, сам и виноват,
И что подлец он, для меня отнюдь не ново…
А кто же с ним рядом? Лётчик Григорьев.
Нет, не назвать его подлецом —
Сеятель смерти, боли и горя
С доброй душой и честным лицом.
Как раненого волка
Меня вы обложили.
Один вцепился в холку,
Другой терзает жилы.
Ах, как я ненавижу
Вас, молодых и властных,
Ступающих всё ближе,
И ближе, и ближе,
Готовых бесстрастно
Добить старика,
Который щерится из тупика.
Но зубы есть,
Но зубы есть,
Но зубы есть
Пока!