— Iesuisfatigue!1
Император действительно выглядел утомленным. От его лучезарной живости не осталось и следа, яркое оперение как-то потускнело, а тут, как назло, целую неделю не проглядывало солнце, которое одно могло заставить играть его былое великолепие. Когда Альфонс уведомил норок, что прекращает показательные полеты на неопределенный срок, братья даже не стали с ним спорить. Предвидя очередную выволочку, близнецы лишь горько сожалели о том, что поспешили со своим оптимистичным прогнозом и пообещали Вождю успех чуть ли не в первый день показательных полетов.
— Это не наша вина! — хнычущими голосами объясняли они некоторое время спустя. — Это погода виновата. Люди заперты в своих грохоталках и не видят ничего вокруг.
1Je suis fatigue! (франц.) — Я устал!
— Пусть тогда этот ваш Альфонс летает прямо перед ними, — без тени сочувствия пролаял в ответ Мега.
— Это слишком рискованно, Вождь! — воскликнул М-Первый. — Не то чтобы мы очень волновались из-за этого желтого чучела, просто мы пока не можем позволить себе потерять его. Нужно остановить грохоталки каким-нибудь другим способом — это наша единственная надежда.
Мега презрительно фыркнул и велел позвать Мак-си и Психо. Когда те явились, он кратко обрисовал ситуацию.
— У Психо есть десятка два пленных кроликов для экспериментов, — доложил Макси, которому очень хотелось принять хоть какое-то участие в происходящем. — Мои норковороты могли бы вывести их к шоссе и уложить одного за другим поперек полотна. В этом случае грохоталка должна либо переехать их, либо остановиться. Лично я считаю, что грохоталка, скорее, остановится, и таким образом мы достигнем своей цели, но если даже нет — беда невелика: кроликов вокруг полно, так что, если грохоталка раскатает пару-тройку, словно древесный лист, никакого урона это нам не нанесет.
Мега смерил Отдел норкетинга уничтожающим взглядом.
— Отличное предложение! — поздравил он Макси, который тут же раздулся от гордости. — Что скажешь, Психо?
Его мастер-импровизатор как раз сегодня планировал произвести массовый эксперимент по изучению пределов плавучести большой группы кроликов, но ему уже было ясно, что придется уступить.
— Я согласен с предложением Макси, только… может быть, нам стоит предложить участвующим в этом эксперименте кроликам свободу? Тогда они, возможно, лягут на шоссе добровольно. Конечно, потом мы их все равно переловим…— Тут Психо мерзко захихикал.— Переловим и предадим суду за нарушение правил дорожного движения, выразившееся в злонамеренном выходе на проезжую часть шоссе.
Взгляд Вождя выражал одновременно и восхищение, и отвращение. От идей Психо веяло жутью. Интересно, откуда он их набрался? Судилища, которые устраивал мастер-импровизатор, весьма развлекали норок, но Мега никогда в них не участвовал. Неужели гадкий недомерок никогда не задумывался о том, чем отличается честь от бесчестия? Однако если не отвлекаться на детали, то последнее предложение Психо было вполне разумным, и Мега одобрил его коротким кивком.
— Надо, наверное, поставить «деревяшек» в известность! — заволновался М-Первый.
— Как хочешь, — ровным голосом отозвался Мега. — Я^ бы этого не делал. Не забывайте только, что если ваш желтый попугай не выполнит поставленной перед ним задачи, то поперек шоссе лягут уже не кролики, а вы двое!
Кроликов перевели через Горбатый мост, выгнали на шоссе и уложили в линию поперек обеих полос. Конвой норковоротов спрятался за обрывистым речным берегом.
Чтобы заставить замолчать потрясенных Сопричастных Попечителей, Филину, который чувствовал себя несколько виноватым, пришлось долго шипеть, щелкать клювом и топорщить перья. Добившись наконец своей цели, он незамедлительно вылетел на Плато.
При виде пленных кроликов он испытал настоящее потрясение. Это грубое и циничное использование живых существ было вызовом всему лесному сообществу.
По дороге он увидел внизу Первого и Второго, которые отчаянно махали ему лапами, и спустился на землю.
— Нам очень жаль, Филли, — затараторили они, не дав ему сказать ни слова. — Мега велел нам любой ценой остановить хоть бы одну грохоталку, иначе он снимет с нас шкуры!
— Зато мы договорились, что в случае удачи кроликов отпустят на свободу,— добавил М-Второй.
— А если ничего не получится? — строго спросил Филин.
Но норки его не слушали.
— У нас нет времени на разговоры! — напомнил Филину М-Первый. — Грохоталка может появиться каждую минуту. Если Альфонс не будет на дереве, кроликов все равно придется отпустить.
Первый был прав, и Филин решил отложить выяснение отношений с Мегой на потом. Он понесся обратно на Малую поляну и обнаружил, что Кувшинка не теряла времени даром. Альфонс сидел на кусте и, закатив глаза, самозабвенно призывал лесных жителей проявить солидарность с жертвенными кроликами.
Завирушки робко попискивали, выражая свое одобрение.
— Почему ты постоянно лезешь не в свое дело? — строго спросил Филин у самодовольной крольчихи, которая с удовлетворением взирала на дело своих лап.
Кувшинка как раз собиралась ответить, когда подоспели норки. Позабыв о своем намерении вести себя почтительно, они подскочили к кусту, на котором восседал Альфонс. Прежде чем император успел повторить свою декларацию солидарности, М-Первый подскочил вверх и схватил за крыло labelle императрицу. Перехватив ее зубами за горло, он издал низкое, грозное урчание, чем наконец привлек внимание императора, который был настолько увлечен речью, что ничего не заметил.
— Если хочешь, чтобы твоя императрица осталась в живых, готовься вылететь немедленно! — прострекотал М-Второй.
— Vousetesfous!2 — ахнул император.
Берта испуганно пискнула, но это было уже излишним — Альфонс сдался. Его царственное самомнение
Pauvres iapins (франц.) — бедные кролики. Vous 6tes fous! (франц.) — Вы с ума сошли!
2 Vous
и вызывающая самоуверенность исчезли, и на мгновение он стал тем, чем был на самом деле, — еще одной птицей средних размеров, которая боялась норок точно так же, как и все остальные.
Но в следующую секунду Альфонс уже оправился.
— Грохоталка идет! — крикнул щегол, сидевший на вершине бука.
Закрыв глаза, кролики уже прощались с жизнью, когда грохоталка в последний момент со скрежетом остановилась. Кроликам было уже настолько все равно, что они не пошевелились даже тогда, когда нависшее над ними сверкающее железное чудовище яростно и грозно затрубило. Как ни странно, вместо того чтобы двинуться дальше и положить конец их мучениям, грохоталка осталась стоять на месте, а вскоре позади нее затормозила еще одна.
Прячась за пучком травы, М-Первый и М-Второй напряженно следили за двумя человеческими существами, которые выбрались из грохоталок и, подойдя к неподвижным кроликам, стали задумчиво наподдавать их ногами.
— Альфонс, пошел! — громко скомандовал М-Первый.
Альфонс, громко хлопая крыльями, выпорхнул из леса, и тут — впервые за прошедшую неделю — облака разошлись и между ними проглянуло солнце. Лучи его коснулись оперения Альфонса, и над Долгим полем как будто сверкнула ослепительная золотая молния. Позабыв всякую осторожность, Альфонс пронесся над ольхой и, ослепленный солнцем и согретый его ласковым теплом, пересек реку.
— Courage, топbrave!2 — прокричал он, кувыркаясь в воздухе над самыми головами людей, отчего его
1Seulement pour toi (франц.) — только ради тебя.
2Courage, mon brave! (франц.) — Смелей, любезный!
перья заиграли всеми оттенками желтого и золотого. Люди, наблюдавшие за ним с разинутыми ртами, разразились громкими восхищенными криками, и Альфонс лег на крыло, чтобы пройтись над ними на бреющем полете, развернув свои великолепные крылья во всю ширину. Только после этого он опомнился и, свечой взмыв, в небо, ринулся через реку к своей безопасной ольхе. С размаху плюхнувшись на ее вершину, он с замиранием сердца стал ждать реакции.