— Ещё чего, — закатывает глаза, но улыбается. Ей идёт улыбка.
— Да брось, ты напишешь мне завтра же.
— Ничего подобного, ты невыносимый.
— Я тебе нравлюсь, Нура Амалие Сатре.
Нура склоняет голову, заслоняя слегка лицо белыми волосами, и Вильям тянется рукой, чтобы заправить прядь ей за ухо. Она чересчур довольная, и что-то ему подсказывает, что дело в почти детской любви к новогодним праздникам. Он сам давно так не радовался, но её настроение заразно.
— Может, я буду скучать по твоему вечному преследованию. Чуть-чуть.
— Я знал.
— Нет, не знал.
Она делает долгий вздох, и Вильяму кажется, что вот-вот уйдет, как всегда оставив за собой последнее слово, но вместо этого Нура удивляет его, встав на цыпочки и мимолетно поцеловав в губы. Это прикосновение длится не дольше нескольких секунд, но их достаточно, чтобы Вильям успел понять — ему просто так не отделаться от мыслей о ней.
— Не обольщайся сильно, — бормочет она и отходит на шаг, а он только глупо улыбается.
Это начало чего-то нового. Ей восемнадцать через пару месяцев, осталось совсем немного. Нужно только подождать.
20:45 от «Вильгельм»: встретить тебя завтра после школы?
21:01 от «малышка»: только не опаздывай.
Комментарий к студент/школьница au
первоначально выложено в группе another ending
========== хогвартс au ==========
О них ходят легенды.
(Не те героические и вдохновляющие, как о “мальчике, который выжил”, а грязные и мерзкие, вроде того, сколько девчонок Крис Пенетратор занесёт в свой список в этом году, или кому ещё достанется один из бесконечного количества красно-желтых галстуков Вильяма (на них инициалы, о Мерлин!))
Шепот доходит до гостиной Рейвенкло, ударяется о стены влюбленными смешками девочек, и Нура только упирается взглядом в книгу, потому что говорить что-то бесполезно.
Такие засранцы, как Пенетраторы, проникают глубоко под кожу и их (кажется) не вывести даже непростительным. Вильде до сих пор бегает мимо стола Гриффиндора влюбленным щенком, кидая тоскливые взгляды на тёмную макушку.
Эва провожает долгими взглядами Криса, упорно делая вид, что не с ним торчит почти каждый вечер в Астрономической башне, а Нуре приходится стискивать зубы, так как Вильям (бойся хищников, девочка, никакие умные словечки не спасут) пытливо наблюдает за ней, изредка перехватывая в коридорах.
Хуже прочего, Нуре его внимание чертовски нравится. Так, что колени предательски дрожат, когда он приближается (и ухмыляется, поправляя чёлку).
— Нет.
— Я ещё ничего не спросил.
Нура тяжело вздыхает. Может, слегка фальшиво, но Вильям притворяется, что её выходки его забавляют.
— Ответ всё равно «нет».
— Я зайду за тобой в одиннадцать. Будь готова. Иначе твоя маленькая подружка, Вильде, кажется, снова окажется с разбитым сердцем. Может, тогда она перестанет постоянно маячить перед глазами.
Засранец. В один момент — сладкий, как ирис в её любимой кондитерской, с улыбками и мягким тембром, которому позавидуют слизеренцы, и вдруг, бах, кидает с высоты на землю мудачеством. Нура поправляет манжеты рубашки, глядя, как Магнуссон трансгрессирует.
Это надо прекратить. Его преследования, её слабые протесты. Его шантаж, её игру в прятки.
В умных книжках из библиотеки не пишут, как вести себя в ситуациях, где задействована душа (с точки анатомии её вовсе не существует). То, чего нет, болеть не может? Тосковать, пуская в кровь что-то тяжелое, почти невыносимое, и саднить, как противная царапина от острой страницы тетради.
— Ты в порядке?
По слепяще рыжим волосам сложно не узнать Роуз, и Нура тянет уголки губ в чем-то вроде «я-так-устала-врать». Роуз слишком проницательна, чтобы задавать вопросы, но, зная её неугомонную натуру, точно не оставит в покое. Её ладошка скользит по локтю Нуры, и становится немного легче.
— Тебе, Сатре, нужно перестать всё анализировать, — она щелкает её по носу, прежде чем ненастойчиво потянуть за собой. — Девчонки уже, наверное, нас заждались. Что ты вообще забыла в этом коридоре?
***
«Прости, появились планы. Надеюсь, ты любишь сладкое. В.»
Первое желание — выбросить небольшую коробку к дьяволу, сжечь её и пепел разбросать по всей гостиной, стряхнуть в озеро, растоптать, но… Нура мнёт записку и открывает проклятую коробку, почти что ожидая, что оттуда вдруг выскочит маленькая копия Магнуссона. Но там всего лишь множество разноцветных леденцов в шуршащих обертках.
Нуру учили, что нельзя выкидывать еду, и она, перевязав запястье бархатной черной лентой (у негодяя даже обычная лента умудряется быть не такой, как у всех), разворачивает фантик и запускает одну конфету в рот.
К сожалению, попадается малиновый вкус, а его она любит.
Даже тут мерзавцу повезло.
Есть у него лимит, или ей так и придется строить из себя неприступную, холодную стерву, ожидая, когда золотой мальчик уже проколется?
Нура решает оставить его подарок без ответа и соглашается прогуляться у озера с Юсефом, с которым они когда-то помогали профессору Спраут.
Аскар притягательно милый и галантный, подает ей руку на прогулке, и они вместе балуются, запуская камни по воде и болтая о всяком. С ним легко, как с хорошим другом, и глаза у него шоколадно-мягкие в противовес почти черному прищуру Вильяма. Магнуссон вечно маячит на периферии мыслей, не даёт расслабится ни на секунду, и Нура ненавидит его с каждой минутой сильнее. Он — воришка, который утаскивает её вполне удачное свидание с Юсефом.
— Не знаешь, Сана с кем-нибудь встречается? — спрашивает Аскар вдруг, и мозаика сходится. Нура от иронии и облегчения почти смеется вслух, но глушит этот порыв закушенной губой.
Ей гриффиндорского мальчика не вытравить из мыслей даже добрыми усмешками Юсефа, который так же, как она, пытается что-то поменять.
***
Вильям не перестает её преследовать, поэтому неудивительно, что в один из дней Сатре всё-таки сдаётся (это не белый флаг, это вынужденный компромисс). Они сидят в небольшом кафе, и перед ней аккуратный кусок черничного пирога, а Вильям напротив смотрит, не отрывая глаз, и улыбается своим мыслям.
— Как твои тренировки по квиддичу, Вильгельм? — тянет Нура, лишь бы скрыть смущение и воцарившуюся тишину. Вильям сдувает чёлку и тянет рот в усмешке.
— Вильям. Ты ведь знаешь, как меня зовут.
— А ты избегаешь ответа на мой вопрос.
— Тебе, правда, интересно?
Он спокоен, потому что для него нет ничего необычного в свидании с простой девчонкой на два курса младше. У Нуры от этой несправедливости потеют ладони, и хочется притопнуть ногой.
— Нет.
— Ты невероятная, Нура.
И звук того, как он тянет её имя, слаще любимого черничного пирога. Заткнуть бы уши, сказать ему замолчать, у неё не хватает сил сопротивляться — она всего лишь живое существо, Мерлин.
Нура отворачивается к окну, пусть его голодные взгляды упираются ей в профиль.
От большого количества сладкого, в конце концов, могут заболеть зубы.
***
К приближению новогодних праздников настроение Нуры стремится к нулевой отметке. Её родителям, очевидно, снова плевать на традиционные представления о семье, и они слишком увлечены разрушением друг друга, чтобы вспомнить о дочери. Девочки разъезжаются по домам, и Роуз зовёт с собой, но Нура не слишком хочет находиться в шумном переполненном доме.
Она остаётся в Хогвартсе, помогает украшать его и, в дань своему факультету, помогает некоторым ученикам с проблемами в зельеварении (будь полезен, если можешь).