- Маленькие девочки? - Сорвирог посмотрел на меня с недоверием.
- У них там целая система, - пояснил я. - Старшие обучают младших, которые подрастают и сменяют нянек, ставших монисками. Основная нагрузка всегда ложится на тех, кому от пятнадцати до двадцати.
- Значит, настоящими монисками они становятся только после двадцати? - удивился командир.
- Да, это возраст, когда они начинают выращивать в своём теле околисты. Как только появляется первый зародыш, это становится их единственной задачей, и девушки перестают быть няньками, уже ничего не делая по хозяйству. И так продолжается лет пятнадцать-двадцать, пока не закончатся зародыши и силы трансформированного человеческого организма.
- А потом?
- Потом - это происходит лет в сорок - они, как я понял, прекращают своё существование.
- То есть - умирают? - решил уточнить Сорвирог.
- Очевидно да, умирают, - чуть подумав, кивнул я. - Однако как именно, сказать не могу. Мыслеобразов о смерти и том, куда потом деваются тела, у этого мониска нет, хотя по возрасту он почти выработал свой ресурс. Кладбища на территории монастыря мы с тобой тоже не видели, так что не знаю, что именно они делают со своими покойниками.
- Н-да... - откинувшись в кресле, задумчиво протянул командир. - Всё это, конечно, очень занимательно, только я пока не пойму, что это даёт нам в практическом плане.
- Так ведь это было только началом! А теперь наш контакт перешёл в другую плоскость, и сегодня я впервые услышал, даже не услышал, а почувствовал не мониска, а непосредственно его околист, безраздельно пользующийся человеческим мозгом.
- И что?
- Пока не знаю, но скоро выясню. Воспоминания читаются последовательно: с дальних - к тем, что были недавно. Вот сегодня я уже видел, что он чувствовал, когда мы привезли его сюда. Это... мы словно идём друг другу навстречу и одновременно приближаемся к настоящему моменту, понимаешь?
- Что-то не очень.
- Ну, я должен дойти до пересечения, я это чувствую! Баба Яна столько твердила о роли главной химеры... а я до сих пор не знаю, что должен делать. А теперь мне кажется, появился шанс! Но мне нужно ещё немного времени.
- Хорошо, - командир прищурился, внимательно разглядывая моё лицо. - Можешь и дальше с этим, - он махнул рукой в сторону мониска, - ковыряться, но только с одним условием.
- Каким?
Он посмотрел мне в глаза:
- Ты должен обследоваться у искроведов.
- Да зачем, командир?! Я в порядке! А времени и так не хватает.
- Сделай это в течение трёх дней, Стёпа, - Сорвирог встал. - Ты понял?
- Есть.
* * *
На следующий день, ближе к вечеру, мы с Бруховым поймали двух окли - крутились неподалёку от базы, высматривали что-то, вынюхивали. Один был совсем молодой, лет семнадцати, другой - постарше, на вид - чуть за тридцать, околисты у них функционировали как положено и никаких признаков будущих нарушений я не видел - в общем, окли как окли, и, конечно, вполне могли быть шпионами, хотя оба клялись, что случайно тут оказались, что они - биологи, вернее, биолог - тот, что старше, а юнец - его подопечный, молодое дарование, в университет готовится поступать. Типа, за каким-то мотыльком с непроизносимым латинским названием они здесь наблюдали.
Допрос с пристрастием ни к чему не привёл, даже изрядно избитые, они продолжали стоять на своём. Сорвирог велел посадить их под замок и потом ещё раз постараться вытрясти информацию, но что-то в их виде, манере говорить, интонациях и взглядах подсказывало мне, что ни хрена мы не добьёмся. Младший всё время рыдал, размазывая кровавые сопли, а старший трясся и один раз даже сознание потерял от страха. Ну, я сдуру и высказал Брухову предположение, что, скорее всего, они и правда те, за кого себя выдают. Оказалось, он считает иначе, однако вместо того чтобы просто не согласиться, зыркнул на меня, словно на предателя, и побежал командиру докладывать, будто я врагов отпустить хочу. Что за бред?! Отпускать их в любом случае было нельзя, и я понимал это не хуже Брухова и любого другого живущего на базе оплотовца, просто высказал своё мнение. Что, не имею права?..
"Имеешь, - в ответ на эту мою тираду кивнул Сорвирог. - Только в следующий раз делай это так, чтобы тебя понимали правильно".
Да хоть тресни, а этот Брухов будет понимать всё неправильно, думал я, возвращаясь к себе в комнату и разбирая постель. Стояла уже глубокая ночь, так что к мониску я не успел. День был тяжёлым, и, едва коснувшись подушки, я сразу же провалился в сон.
А утром меня разбудил звонок Сорвирога.
- Сумароков!
- Угумм...
- Ты что, ещё спишь? - в голосе командира слышалось удивление и недовольство.
- А сколько времени? - пробормотал я, садясь на постели.
Ни Патогена, ни Скана в комнате уже не было. Часы показывали десять! Ничего себе...
- Одевайся и бегом в лаборатории!
- Обследоваться что ли? - мрачно предположил я.
- Это потом. Сейчас помощь твоя нужна. Жду тебя в пятой. Поторопись! - командир отключился.
В пятой лаборатории находился бокс с мониском, так что я с удвоенной скоростью принялся одеваться, гадая, чего именно хочет от меня командир.
* * *
- Нужен твой хвалёный контакт с этим чучелом, - объявил Сорвирог, встретив меня возле стеклянного бокса.
Дверь туда была открыта, возле неё сидел привязанный к стулу мониск со связанными за спиной руками. Его голову охватывала сетка с проводами, которые тянулись к теснившейся возле стены аппаратуре. Прямо перед ним, на полу, лежал лицом вниз младший из пойманных недавно окли. Он тоже весь был обвешан датчиками, сзади, у основания черепа, темнел окружённый запёкшейся кровью разрез. Едва я зашёл, как мониск поднял голову и уставился прямо на меня.
- Он что, мёртв? - я показал пальцем на мальчишку-окли.
- Нет, без сознания. Искроведы испытали на нём новую сыворотку подавления околиста.
- Это которая из Серёжиной крови?.. Ну, тот мальчик, с которым мы вместе сбежали из Цодуза, - в ответ на недоумённый взгляд командира, пояснил я.
- А-а, ну да... наверное, - пожал плечами Сорвирог. - Потом у искроведов спросишь, а сейчас нам надо другое. - Егор! - позвал он одного из спецов, суетившихся возле аппаратуры.
От группы отделился худой высокий человек с прямой чёлкой и длинным носом. Егор Пальченко - опознал я подошедшего к нам искроведа - раньше с Данилой Веселовским вместе работал.
- Привет! - мы пожали друг другу руки.
- Командир говорит, ты можешь посмотреть, о чём он думает, - Пальченко мотнул головой в сторону мониска, который так и не выпускал меня из вида.
- Я бы не сказал, что он вообще думает, - усомнился я, разглядывая нацепленную на голову мониска сетку с проводами. - Есть просто образы и... что-то вроде связей... я складываю их в собственную картинку, в общем, это трудно описать.
- Описывать ничего и не придётся, у нас есть датчики, сканеры, рентген... разберёмся, короче. Лишь бы только эта тварь начала действовать.
- Действовать? - я посмотрел на лежавшего ничком окли, и до меня начало доходить. - Так это вы, что ли, ему разрез сделали? Хотите заставить мониска вытянуть из парня околист?
- Хотели бы, да, - кивнул Пальченко. - Но пока не получается.
- Так... а... - я даже растерялся. - А с чего вы взяли, что мониск будет его тянуть, если парень жив?
- В этом-то и есть суть эксперимента! Сыворотка так подействовала на околист, что сейчас он практически в том же состоянии, что у мёртвых, и мы рассчитывали, что, почуяв это, мониск потащит околист наружу. Ты ведь наверняка в курсе, что будет, если попытаться удалить околист хирургически?
- Окли умрёт или станет овощем.
- Скорее второе, но не суть важно. Главное, что если околист вытащим мы, то мозг будет необратимо повреждён. А если это сделает мониск, то мозг останется цел! Мы сможем решить проблему извлечения околиста из живого человека, ты понимаешь, что это значит?! - Пальченко выпучил глаза и даже задохнулся от восторга.