- И вы сможете привести парня в сознание?! - не поверил я.
- Гарантии нет, но мы попытаемся! И в любом случае получим бесценный опыт и кучу полезного материала для дальнейшей работы! Это такой шанс!.. но как заставить мониска действовать? Командир сказал, ты установил с ним контакт и, похоже, он прав, - Пальченко посмотрел на мониска. - Да он же всё это время глаз с тебя не сводит! Давай, Стёпа, на тебя вся надежда! Внуши этой твари, что околист надо вытащить.
- Если бы это было так просто, - пробормотал я, подходя ближе к мониску.
- Подожди! - Пальченко схватил меня за руку. - Надо и на тебя тоже датчики надеть. Картина должна быть полной.
Он махнул рукой одному из команды в белых халатах, тот кивнул и, бросившись в смежную комнату, через пару секунд выкатил оттуда ещё один прибор, поставив возле общей кучи аппаратуры. Пальченко тем временем нахлобучил мне на голову такую же сетку, как у парня-окли, и рванулся к прибору, на бегу разматывая провода.
Мониск смотрел на меня не отрываясь, и по телу уже расползался лёгкий жар - предвестник контакта. Мониск зябко повёл плечами и задрожал.
- Надо его развязать, - сказал я.
- Да ты что! Смеёшься, что ли? - возмутился Пальченко. - Мы втроём его еле скрутили, бесился, как дикий зверь! Насилу утихомирили.
- Но сейчас он не может двигаться, а значит, ничего делать не будет, - покачал я головой.
- Ну не знаю, - нахмурился Пальченко. - Пока всё, что он делал, - это сбежать пытался! Из-за чего, собственно, мы его и связали.
Я подошёл к мониску вплотную, ловя уже хорошо знакомую волну.
- С верёвками ничего не получится, - медленно произнёс я. Говорить становилось трудно.
- Петров, проверь дверь в лабораторию, - услышал я голос Сорвирога.
- Заперто! - раздалось в ответ.
- Егор, развяжи мониска! - приказал командир. - Вы двое, встаньте там, а я перекрою проход.
Когда Пальченко стал распутывать верёвки, голоса уже едва доходили до моего сознания, зато я прекрасно чувствовал мониска, а он - меня. Стекла между нами на этот раз не было, и мониск, освободившись от верёвок, встал и вдруг взял меня за руки. Мыслеобразы захлестнули потоком, накрыли волной, закружили, завертели, а потом всё неожиданно успокоилось, я словно провалился в иную реальность, где мы с мониском были словно близнецы, встретившиеся после долгой разлуки. Мы оба светились бело-голубым сиянием: оно пульсировало, меняло накал, наливалось белым и скользило обратно к синему - так мы общались.
- Я рад, что ты со мной. - Его сияние обняло меня и отпустило. - Я так устаю быть один.
- Я буду стараться приходить чаще.
- Меня пугают эти люди! - близнец выстрелил протуберанцами в сторону окружающих нас матовых зеленоватых фигур и одной озарённой бело-синим, как у нас, светом - в ней я узнал Сорвирога - командир стоял поодаль, контролируя проход к выходу из лаборатории.
Ещё у одного на месте головы ярко горел, окружённый тёмной мембраной, сгусток белого света - я вспомнил, что это - дракон Петров. Остальных - все они были нулами - я видел просто равномерно зелёными.
- Не бойся, - успокоил я близнеца. - Они нам ничего не сделают.
- Но кто они? Это что - дикое поселение?
- Это просто другие люди. Они не хотят быть... - я замялся, подбирая цвет пульсации, - не хотят быть такими, как мы, и поэтому живут отдельно.
- Разве это правильно?
- Да, поверь мне, это правильно.
Какое-то время он просто стоял, возможно, раздумывая над моими словами, а я держал успокаивающий накал.
- Зачем мы здесь? - как будто бы поверив мне, наконец спросил близнец.
- Из-за него, - я показал на лежавшего перед нами человека - бледно-зелёную матовую фигуру.
- Он не умер, но свет его погас, - заметил близнец.
- Мы должны забрать этот погасший свет! - со всей возможной настойчивостью потребовал я.
- Нельзя забрать то, чего не видишь, - возразил близнец.
- Так заставь его проявиться.
- Как?
- Так же, как ты делаешь, когда забираешь свет у мёртвых! - как можно увереннее ответил я - мол, это ж само собой разумеется!
- Но он не мёртв, а у живых свет не забирают - это закон! - твёрдо заявил близнец.
- Но у него уже нет света!
- Тогда что же ты требуешь забрать?
- То, что этот свет производило. Оно перестало работать, поэтому мы должны его вытащить, - словно вбивая в него световые гвозди, объяснял я и, уловив, что близнец заколебался, тут же, что есть силы, наддал ещё жару: - Верь мне, верь!
Близнец замер, как мне показалось, в растерянности.
- Давай! - продолжил я наседать. - Протяни руки и забери! Покажи, как это делается! Давай!
Он нерешительно вытянул руки и тихонько замычал. Вибрация мгновенно передалась мне, заставив тоже запеть эту странную песню без слов. Наши сияния переплелись, и я почувствовал, как околист согревается, словно омытый потоком энергии, и начинает светиться, а потом медленно подбирает щупальца, готовясь к выходу из тела. Каждое движение, вдох, выдох, стремление - всё, что происходило с близнецом, передавалось и мне. Я пел вместе с близнецом, а моё тело училось, запоминая последовательность ощущений и действий.
Это было долго и изнуряюще, мир будто остановился, пока, миллиметр за миллиметром, околист, черпая силы из каких-то своих, очень глубоко спрятанных и не использовавшихся до этого запасов, подтягивал многочисленные отростки, постепенно отпуская тело. Сначала втянулись наитончайшие нити, что отняло львиную долю энергии и времени, потом, когда полностью отлепилась эта опутавшая, казалось, каждую клетку, паутина, дело пошло гораздо быстрее: чем толще были отростки, тем легче они вылезали из мозга.
Когда все щупальца наконец были убраны и сгусток света выплыл из тела, я почувствовал, что едва стою на ногах. Песня стихла, голова у меня закружилась, на плечи навалилась чудовищная усталость. Последнее, что я помнил, прежде чем повалился куда-то назад, в темноту беспамятства, это как близнецу не дали забрать сияние внутрь своего тела, вырвав околист прямо из сложенных в молитвенном жесте ладоней.
* * *
- Степа! Стёпа, ты проснулся... наконец-то!
Женское лицо, светлые, прямо остриженные волосы, красивая... Глаза снова закрылись, в голове царила странная пустота, то и дело озаряемая короткими вспышками-картинками. Я застонал, обхватив голову руками.
- Стёпа... - она прикоснулась губами к моей щеке - знакомое тепло...
- Ленка! - вспомнил я и открыл глаза. - Ленка.
- Привет, - она улыбнулась. - Я уж боялась, ты в летаргию впал.
- Летаргия? - пробормотал я. - В каком смысле?
- Да в прямом! Почти сутки проспал, никто не мог тебя добудиться.
- Сутки?! - я сел, озираясь вокруг.
Это была моя кровать и комната, которую я делил... с кем?.. Жбан, с трудом вспомнил я, Жбан и... - А он?.. - я показал на кровать возле стены.
- Скан? - удивилась Ленка. - А что он?
Скан, точно! Я облегчённо выдохнул. Скан хотел, чтобы его, как бабу Яну, молнией долбануло для расширения способностей... Жбан умер, вдруг всплыло у меня в памяти, Жбан - предатель! Из-за него погибли мои друзья - Женя Белов и Данила Веселовский... Я аж вспотел от того, что не сразу об этом вспомнил. А на четвёртой кровати спит... Патоген!
- Патоген любит призывать, чтоб у власти на базе были нулы - чистые люди... - выдал я и упал обратно на подушку.
- Не понимаю, - Ленка растерялась. - К чему ты это?
Я не ответил, уставившись мимо неё в пространство, - в голове словно раскручивалась пружина памяти, вызывая всё новые и новые подробности моей жизни на базе.
- Да что с тобой? - в голосе Ленки слышалось нешуточное беспокойство.
Воспоминания о мониске и том, что мы с ним делали сутки назад, заставили меня податься вперёд и схватить Ленку за руку: