А я, указав ей на привязанное полотно навеса, наконец, смог выговорить окончание фразы: – Принимай работу.
– С-сп… сп-пасибо, – промямлила она, переводя взгляд со своей палатки на меня и обратно. Я кивнул в ответ и, развернувшись, собрался было уйти, когда юная хафла вдруг решительно сжала кулачки и, зажмурившись от собственной храбрости, выпалила: – А ты… ты не мог бы помочь мне разгрузить тележку?
Я хотел было объявить цену, но… брать деньги за помощь ребёнку? Я не скотина. А то, что стоящая передо мной хафла именно ребёнок… ну, пусть подросток, это я теперь вижу отчётливо. Мог бы и раньше сообразить, но, наверное, слишком яркий солнечный свет помешал сразу разобраться в возрасте девчонки, да и, в конце концов, я ещё не все названия здешних рас выучил, куда мне до умения с ходу определять возраст их представителей!
– Веди… помогу… – сообщил я малявке, и та, отчего-то мгновенно успокоившись, вдруг расцвела в радостной улыбке и, ухватив меня за руку, потащила за собой в обход палатки.
Рулоны и кипы тканей, отрезы выделанной кожи, сундук с какими-то пуговицами… остававшийся всё это время под присмотром соседей-торговцев, груз в тележке, стоящей откинутым задним бортом к прилавку, грубо сколоченному, но отполированному долгими годами использования до лаковой гладкости, действительно оказался тяжёл для маленькой хафлы. Как она намеревалась управиться с ним сама, я просто не понимаю. Впрочем, меня этот мир силушкой не обидел, так что под командованием вертевшейся у меня под ногами, вдруг ставшей ужасно деловой малявки и бдительным присмотром одного из её соседей, кстати, серьёзно так напрягшегося при виде моей синерожей туши, притащенной откуда-то его неугомонной «подопечной», я управился с размещением её товара меньше чем за четверть часа, чему та была несказанно рада. Настолько, что попыталась всучить мне целый скеллинг за помощь!
Разумеется, я ей тут же его вернул и, выудив из кармана полугрот, продемонстрировал его девчонке, после чего так же демонстративно убрал руки в карманы. Хафла нахмурилась, но один из следивших за нашей вознёй соседей-торговцев, явно понявший мою проблему с разговорной речью, вмешался.
– Он хочет сказать, что такая работа не стоит дороже шести панов, Фари. А за свою помощь он и вовсе денег не возьмёт. Верно? – торговец повернулся ко мне лицом, и я кивнул в ответ. Вот только сама юная хафла была иного мнения.
– Работа, может, и стоит. А вот помощь в нужную минуту стоит столько, насколько благодарен тот, кому она была оказана, – упрямо вздёрнув подбородок, проговорила Фари, и в эмоциях продавца мелькнуло что-то похожее на смирение. Поня-атно. Упёртая, значит…
Оглядевшись по сторонам, я заметил на прилавке разговорчивого продавца обрывок обёрточной бумаги и свинцовый карандаш. Жестом попросив владельца, изумившегося такой просьбе, я моментально получил требуемое, и наш разговор пошёл куда оживлённее.
«Стоимость работы есть результат соглашения между нанимателем и работником. Свою цену я назвал, она равна нулю», – стараясь держать хрупкий карандаш как можно нежнее, начеркал я и продемонстрировал запись Фари. Та нахмурилась.
– Стоимость работы – может быть. Но ты… вы помогли мне, не спрашивая платы, а значит, я вправе определить её сама, – вдруг перейдя на «вы», звонко ответила малявка, прочитав мои почеркушки.
Опять за рыбу гроши… Кажется, я согласен с её соседом: Фари просто упёртый барашек. Блондинисто-голубоглазый, да… А тот, кстати, окинув меня долгим изучающим взглядом, вдруг хмыкнул.
– Извините, гейс, я отвлеку вашу собеседницу. Прошу, не уходите, это займёт буквально одну минуту, – неожиданно вежливо проговорил он, вгоняя меня в оторопь. Только и сообразил плечами пожать.
И было отчего оторопеть. За время пребывания в этой синей шкуре я как-то привык к грубоватому, а порой и совершенно хамскому обращению окружающих к почти немому громиле. Да что там, даже вроде бы ставший хорошим знакомым доктор Дорвич, без всякого стеснения принимающий меня в своём доме, нет-нет да и «сверкнёт» нотками эдакого снисходительного превосходства в эмоциях. Что уж тут говорить о незнакомых людях и нелюдях. А альвы с драу? У-у… да у меня от их уничижительных взглядов порой так кулаки чешутся! И тут вдруг такое… такая вежливость. С чего бы вдруг, спрашивается? Но поразмышлять над этим казусом мне толком не дали. Фари вернулась из палатки соседа, а следом за ней подошёл и он сам.
– Гейс… – начала малявка, но, вдруг сделав паузу, вопросительно на меня уставилась.
– Грым, – поняв, чего от меня ждут, ответил я, взяв себе в имя слово, не требовавшее от меня никакого напряжения гортани. Одно из немногих… – Не гейс… просто Грым. И… на ты… «вы» – непр-ривычно.