– Федор Андреевич, что-нибудь случилось? – спросил Игорь, открыв дверь.
– А-а, Игорек, добрый вечер. Ничего страшного, ко мне вот гости приехали, – суетился Федор Андреевич. – Игорь, кстати, у тебя нет немного сахара, а то я совсем позабыл купить.
– Конечно, есть. Сейчас принесу, – Игорь исчез в квартире и вернулся буквально через несколько секунд. – Вот…
Федор Андреевич и молодой мужчина тем временем беседовали с присоединившейся к ним девушкой.
– Ну вот и сахар! Теперь и чаю попьем, – радостно воскликнул Федор Андреевич. – Лена, познакомьтесь, это Игорь, наш сосед.
Игорь машинально протянул и отдал пачку сахара Федору Андреевичу, не сводя глаз с Лены. Слова Федора Андреевича, казалось, звучали уже где-то совсем на другом этаже.
– Здравствуйте, – поздоровалась девушка и посмотрела Игорю прямо в глаза. Так невольно их взгляды столкнулись на несколько секунд, – меня зовут Лена.
– Здравствуйте, – ответил Игорь и, смутившись, пожал, протянутую Леной руку. – Игорь.
В такие «божественные» секунды еще слабая, но яркая искорка бесшумно проскальзывает между людьми. Закрадываясь в их блуждающие души, она прожигает себе путь в одинокие сердца сквозь громоздящиеся там истины, правила и принципы. Душа болезненно трепещет в ожидании сжигающего до пепла огня, и неведомой силы чувство овладевает человеком и порабощает его. Одинокие души еще не верят в чудо: не признаются себе, что это любовь, и не боятся страшной игры судьбы, которая их ждет впереди, когда не помнишь и не видишь вокруг себя уже ничего. В эти «божественные» секунды люди обретают то потерянное предназначение, для которого они и были созданы.
Игорь стоял ошарашенный и не мог сдвинуться с места. Он продолжал смотреть на Лену, не выпуская ее руки, чем привлек внимание нахмурившегося Артема. Ситуацию разрядил телефонный звонок в его квартире.
– Я пойду? До свидания.
– Ступай Игорек, ступай, – сказал Федор Андреевич. – Спасибо тебе.
Игорь еще раз вскользь посмотрел на девушку и прошел к себе, закрыв дверь. Небывалое, почти физическое тепло вспыхнуло в его груди. Он посмотрел на себя в зеркало, висящее в прихожей. Приблизившись к нему почти вплотную, он впервые всматривался самому себе в глаза, примечая самые мельчайшие детали.
– Неужели это Она?
Лена с трудом открыла глаза. Утренний солнечный свет завоевал уже почти всю комнату, пробиваясь сквозь серый тюль. Она лениво потянулась и, дурачась, накрыла себя одеялом целиком, спрятавшись от ярких и подбирающихся к ней последних осенних лучей. Откинув одеяло, Лена заново оглядела свое временное жилище. Вчера комната показалась ей мрачной в свете одинокой сорокаваттной лампочки, торчавшей в беззубой пятирожковой люстре. Грустные, выцветшие цветы облепили стены на старых, местами отставших от стен обоях. Она отклонила голову на подушке и посмотрела на трех заблудившихся в эпохах оленей, пугливо смотревших на неизвестную квартирантку со старого ковра, висевшего над диваном. Волшебного превращения не случилось, и комната выглядела все так же уныло, как и накануне.
Разочарование охватило ее, а надуманный романтизм в очередной раз раздавила «бетонная» практичность слов Артема о бессмысленности поездки и пустых попытках спрятаться от самой себя. Он опять оказался прав, но Лена не собиралась с этим мириться.
«Тоже мне принцесса на горошине, – подбодрила себя Лена, – ну-ка вытри сопли и поднимайся!»
По квартире распространялся аромат завтрака. Пролежав еще несколько минут Лена, села на диване скрестив ноги и прислушалась к неповторимому шипящему звуку, доносившемуся с кухни. Звук и запах свидетельствовали о том, что Федор Андреевич упражнялся с яичницей. В конце концов, потянувшись, она встала с кровати и прошла на кухню, где «шум» завтрака уже начал затихать.
– Доброе утро, Федор Андреевич, – поздоровалась Лена. – Что вы делаете? Я слышала, вы что-то жарили?
– Жарил, – смутился Федор Андреевич, глядя на Лену, которая стояла перед ним в откровенной белой майке с изображением Микки Мауса и домашних тапочках с распущенными и по-утреннему растрепанными волосами, – яичницу вот пожарил. Будешь?
– Интересно, интересно, что у вас там за яичница получилась, – улыбнулась Лена, присаживаясь за стол.
– Не знаю, – Федор Андреевич снял с плиты шипящую сковороду и положил глазунью Лене на тарелку. Яичница немного подгорела, но Лена съела ее с удовольствием, одолеваемая чувством голода со вчерашнего вечера.