Словно Алиса в стране чудес, она уже несколько недель наблюдала за происходящими вокруг себя событиями, людьми и все больше убеждалась в бессмысленности существования этих эпизодических ролей, которые стали частью дурного спектакля.
Лена забыла бы Город с его персонажами достаточно быстро и пожалуй что вернулась бы домой раньше срока, несмотря на ремонт, но в ее жизни появился Игорь, который ее «держал».
Она понимала, что он любил ее сильнее и глубже, чем кто-либо. Возможно, думала она, никогда больше в жизни рядом с ней не появится «такой» человек, но принять его любовь Лена еще была не готова. Размышляя о своих чувствах, ей было очевидно, что с первых мгновений встречи с Игорем она испытывала нечто особенное, но была ли это любовь? Она не могла ответить утвердительно и в то же самое время не хотела лгать себе и отрицать свою сильную привязанность к Игорю.
Сомнения останавливали ее в своей искренности. Порой ей хотелось оказаться в его объятиях и признаться в своих чувствах, но… что-то внутри запрещало ей так поступить и она сдерживала себя, несмотря на ту физическую раскованность, которую позволяла себе только с ним.
Неопределенное отношение к Игорю не могло длиться долго, и Лена понимала, что совсем скоро они достигнут той черты, когда ей надо будет выразить свои чувства, говорить о которых она совсем не умела. Еще ни разу в жизни она не сказала слова «люблю» другому человеку. Она пряталась за разными глаголами, но с Игорем это уже сейчас было невозможно и недавняя «сцена» у Федора Андреевича убеждала ее в своей правоте.
Лене хотелось с кем-нибудь поделиться своими мучительными размышлениями, кому-нибудь рассказать о них, посоветоваться. Поделиться с Катей? Лена даже не могла представить, какими словами ей следовало говорить о нем, чтобы донести глубину его чувств.
Удивительные признания, которыми Игорь выражал свои чувства, поражали ее. Нельзя было сравнить, осмыслить или упорядочить ту дерзкую откровенность и чувственность, с которой он ворвался в ее практичный и правильный мир. Игорь был полон необузданных страстей: вспыльчивый и нежный, жесткий и ранимый, такая «смесь» пугала и возбуждала Лену.
Время от времени она вспоминала недолгую предысторию их отношений, поражаясь тому, как «легко» он оказался столь близок с ней: переломав собственные устои, она разделила с ним постель практически в первый день знакомства, а за случившиеся фантастические дни между ними уже не существовало тайн.
Теперь, когда Игорь нуждался в ней, Лена не хотела больше терзать его и откладывать назревшее признание, решение было принято…
– Так, где-то здесь должна быть его палата, – Федор Андреевич оглядел небольшой холл и направился к медсестре, сидевшей в небольшой комнатке за окном.
– Смерть, как видите, Леночка, пахнет кашей и еще Бог знает чем, – философствовал Сомов. – Видимо, порохом, потом и кровью смерть пахнет на войне. Ароматами королевских особ она пахнет в рыцарских романах, а у нас она пахнет горелой кашей и, кажется, щами.
– Да, – ответила Лена, чувствуя, что Сомов сказал бы об этом, будь он даже в полном одиночестве, и в ней собеседника не искал.
Неожиданно справа из коридора раздался возглас мужчины. Сомов и Лена повернулись и увидели пьяного болезненно бледного худого мужчину лет пятидесяти, который в одних трусах лежал на каталке и бранил всех и вся на чем свет стоит. Лена недоуменно смотрела на мужчину, когда из самой последней палаты появилась женщина. Женщина была в темно-синем халате и шла к ним навстречу, держа в руках деревянную швабру и ведро с висящей на нем тряпкой. Увидев мужчину, который ей уже порядком надоел за часы своего пребывания в больнице, она подошла к нему сзади и принялась хлестать его тряпкой.
– Да заткнись ты, сука, алкоголик ты проклятый! – шипела она сквозь стиснутые зубы.
Мужчина беспомощно закрывался от хлестких «мокрых» ударов. Лицо женщины исказилось, а ярость все больше охватывала ее. Мужчина перестал браниться и заплакал, одновременно обмочившись прямо на каталку и на пол.
– Тварь, тварь! – озверела уборщица. – Я целый день горбачусь, а ты тут ссать будешь!
На крик выбежала сестра и бросилась к мужчине. Отчитывая уборщицу, они уложили хныкающего мужчину на каталку и накрыли его одеялом. Лена и Сомов остолбенев наблюдали за сценой «экзекуции», пока к ним не подошел Федор Андреевич.