– Да ни с кем я не спорю. Загубил парня, а теперь придумывает небылицы. Безумец, совсем рассудка лишился. Я пойду, до свидания. – Сомов развернулся и пошел к автобусной остановке, исчезая в снегопаде.
– Вот опять обиделся, – Федор Андреевич обратился к Лене.
– Как вы думаете, Федор Андреевич, что имел в виду Казаков, когда говорил о Соснине и Николае?
– Не знаю, но, кажется, та глупая история с пуговицей и Дятловым получила какое-то страшное продолжение. Что точно случилось, боюсь, теперь никто не скажет.
– А вы верите в то, что Дятлов мог вот так повеситься? – Лена пристально посмотрела на Федора Андреевича.
– Лена, люди иной раз могут совершать совершенно необъяснимые поступки, истинный смысл и мотив которых нам неведом. Люди убивают себя, своих детей и матерей, скажи, есть ли в этом смысл и оправдание?
– Не могу сказать.
– И я не могу сказать. Парень был из неблагополучной семьи. Отец в тюрьме, мать спивается. Могло быть у такого человека недовольство от жизни? Могло. – Федор Андреевич сам ответил на вопрос. – А когда я думаю, что его убили, то мне непонятен мотив преступников, хотя сегодня и за сто рублей убить могут…
– Наверное, вы правы, – согласилась Лена.
– Лена, я знаю Ивана Павловича всю жизнь. Лет пятнадцать назад его сына убили в электричке, и с тех пор он себе места не найдет. Ты не думай, что он «сыщиком» и борцом с преступностью по своей воле стал. Ничего в жизни не происходит просто так, а забыть смерть сына он, как видишь, не смог.
– Я не знала об этом.
– Теперь знаешь, – Федор Андреевич остановился. – Видишь ли, все эти страдания относительно Николая не что иное, как вернувшиеся воспоминания о потерянном сыне и вина, которой он терзает себя много лет. Поэтому относиться к его предположениям серьезно не стоит. Полежит пару недель, отдохнет и вернется к жизни. Поверь мне, так и будет, потому что так устроена жизнь.
Федор Андреевич по-отцовски посмотрел на Лену.
– Как у вас с Игорем?
– Все нормально, вроде, помирились.
– Ты должна быть с ним сейчас. Я знаю, ему нелегко. Он только с виду такой сильный, а в душе… да ты и сама, наверное, знаешь.
– Знаю, Федор Андреевич, знаю…
– Ну и хорошо, кстати, когда похороны? Завтра? – озадаченно спросил Федор Андреевич.
– Кажется, да. Мы с Игорем были у матери Николая вчера. Она очень подавлена и пьет. Неужели сейчас обязательно пить? Такое горе, а она пьет…
– Пила она всю жизнь, как это ни ужасно. Может быть, сейчас водка действительно позволяет ей пережить смерть Николая. Я не могу судить ее, хотя мне ее по-человечески жаль, – Федор Андреевич внимательно огляделся, рассматривая застывшие в воздухе снежинки и поймав несколько из них на руку. – Время лечит, и в этом я убедился на собственном примере.
– Да, лечит, – Лена опустила голову и вспомнила отца.
– Ты что собираешься сегодня делать?
– Федор Андреевич, я бы прогулялась, – натянуто улыбнулась Лена. – Хочу немного развеяться.
После этих слов она попрощалась с Федором Андреевичем и неспешно побрела к железнодорожной станции, желая съездить в Москву к Кате.
Игорь выпивал с самого утра, как только смог проснуться. К полудню он находился уже в состоянии опьянения. Он выпил половину бутылки виски и выкурил почти пачку сигарет прежде, чем сел разбираться с видеорегистратором, найденным в квартире Дятлова. Игорь вынул карту памяти и подключил ее к компьютеру. На экране возникли несколько роликов. Самый последний был длительностью всего около минуты и оказался открытым в первую очередь.
Ролик запечатлел всего несколько мгновений. Как понял Игорь из видеозаписи, регистратор упал со стола и зафиксировал лишь шаг одного из тех, кто находился в комнате Дятлова. Игорь остановил кадр и присмотрелся внимательнее к застывшему изображению. Картинка была смазанной, но он смог разглядеть обувь – грубый высокий ботинок со светло-коричневой подошвой, простроченной ярко-желтой нитью. Игорь пригляделся и увидел, что темные брюки были заправлены в ботинок. Он перемотал запись на начало и надел наушники. Звук был очень некачественным, и ему удалось разобрать только несколько фраз: «…нахрена ты его замочил… Мазай приказал попугать… я говорил, нет у него никакой пушки…»
Услышанное и увиденное поразило Игоря. Обувь была модной среди молодежи, но заправленные в ботинки штаны явно свидетельствовали о военном стиле одежды нападавшего.
Игорь отошел от компьютера и лег на кровать. Он чувствовал усталость и страх. Чудовищный холодный страх, который охватывал его всякий раз, когда он думал о Дятлове. Игорь вновь, как и месяц назад, впал в жуткое состояние. Мысли молниеносно и бессвязно появлялись и исчезали без следа. Ему хотелось высказаться или с кем-нибудь поговорить, однако предмет разговора не позволял ему ни к кому обращаться.