Наверное, кто-то наверху хранит таких, как Хлоя Прайс, от всех бед, думаю я, наблюдая, как она с визгом бежит прятаться от очередного раската грома.
И когда я падаю на свою кровать в общежитии и засыпаю, мне снится танцующая под дождем Хлоя и кристально-чистые, наполненные голубым огнем глаза.
Комментарий к VI. «The Red Hot»
Нет, я не знаю, как так вышло: она написалась сама на одном дыхании, выдохе-вдохе, меньше чем за несколько часов.
Ваши комментарии вдохновляют меня. Спасибо каждому, кто оставляет отзыв и жмет на все кнопочки. Это безумно важно для меня!
Люблю вас.
Инсайд.
========== VII. Циклон/1. ==========
посмотри на меня — я по горло стою в воде, я однажды дождусь — и волны меня накроют, я оставила всё, что могло бы меня задеть, все обиды, что прежде гудели пчелиным роем, я стою, и вокруг блаженная пустота, и такая же тут: у меня в голове и сердце, и душа моя будет совсем как вода чиста.
только вот от себя мне совсем никуда не деться.
Я просыпаюсь под тихую музыку ветра — перья, деревянные палочки и колокольчики; окно распахнуто, шторы шелестят на ветру, на полу — разбросанные вещи: зарядка от телефона, фотоаппарат, несколько карточек-полароидов. В воздухе пахнет свежестью после ночного дождя и скошенной травой, а еще чуть теплой, солнечной пылью.
Наверное, после такого крепкого и безмятежного сна, в котором я находилась чуть меньше суток, хочется жить.
Вдыхаю полной грудью, прокручиваю события уже вчерашней ночи в голове; думаю о том, что Хлоя, наверное, тоже спит после нескольких бессонных ночей, и клятвенно обещаю себе забежать к ней снова через пару дней. Просто затем, чтобы глотнуть ее синей свободы.
Сначала две капсулы таблеток для профилактики простуды, а потом я достаю чистую одежду с полки, серое полотенце и думаю о том, что навести порядок в комнате — лучший план на сегодня.
Как я и ожидала, дверь моей комнаты исписана гадостями и чуть ли не облита белой краской. «Рейчел, Рейчел, Рейчел», кричат буквы с сухой деревяшки, и я ежусь, иду быстрее, чтобы это имя перестало меня преследовать.
Но оно повсюду: таблички у входа в комнаты студентов исписаны какими-то фразами про нее, стены в душевой разрисованы солнцами и птицами, переплетающимися со словами «Рейчел шлюха», «Идите к черту». Все мешается в один комок, центром которого становлюсь я: огромная надпись «Колфилд, верни Рейчел» красуется на одном из зеркал. Я приподнимаюсь на носочках, чтобы стереть свою фамилию, но она тоже оказывается везде — мелкими фразами, ссылками на фотографии, проклятиями и какими-то неизвестными мне словами на других языках.
А потом я натыкаюсь на это — крошечная надпись «Хлоя и Рейчел здесь были» в третьей душевой, и по сердцу словно царапают ржавой иглой. Быстро отмахиваюсь — с чего бы мне чувствовать подобное, если я и так знала, что они вместе?.. Были, поправляю я себя, были вместе.
Душ я принимаю очень быстро, так стремительно, как только могу; пулей одеваюсь, вылетаю из ванных комнат и нос к носу сталкиваюсь с Викторией.
Она смотрит на меня своим фирменным чейзовски-презрительным взглядом, от которого хочется спрятаться, забиться в угол, сбежать; вздергивает бровь, но не отодвигается: то есть это я должна подвинуться, чтобы она прошла.
Больше всего на свете я боюсь, что она сейчас что-то скажет. Что-то мерзкое и обидное, что-то такое, что способно…
— Слышала, ты теперь трахаешься с бывшей подружкой Рейчел? Убогое к убогому, как говорится. — Она ведет плечом и усмехается.
Моя рука непроизвольно сжимает тюбик из-под шампуня, и часть чернично-фиолетовой жидкости выплескивается ей на белоснежный пиджак, оставляя светло-фиолетовые разводы.
Я замираю от страха, словно загнанный кролик.
Виктория застывает на месте, словно готовящийся сожрать свою жертву удав.
А потом я осторожно, медленно-медленно, не сводя с нее глаз, делаю шаг в сторону и со всех ног бегу к себе в комнату.
Сзади раздается такой сокрушительный вопль, что окна кампуса начинают трястись вдвое сильнее обычного — разозленная Виктория Чейз хуже, чем торнадо, который может разрушить город за пару часов.
Потому что она сделает это за секунду.
Но Виктория Чейз слишком горда, чтобы признать, что Макс Колфилд облила ее шампунем.
Поэтому я прислоняюсь спиной к двери, защелкиваю замок и смеюсь.
Если я одна против всего мира, то держу в руках все карты.
*
За исключением Виктории, утреннего душа и прогулки туда-сюда, из комнаты я почти не выхожу. Выбираюсь я только к вечеру — здесь внизу, на первом этаже, есть маленькая общественная кухня. Несмотря на то, что голода я почти не чувствую, понимаю, что нужно поесть.
И, слава богу, кроме нескольких незнакомых студентов я замечаю сидящих на диванчике у окна Кейт и Брук.
Скотт выглядит так, будто вернулась с карнавала чудес, сняла основную часть наряда и сразу же пошла тусоваться дальше: ее алое пышное платье занимает почти все пространство подоконника, в руках она держит пульт управления каким-то устройством, на голове, поддерживаемые дредами, неизменные круглые очки. Брук настолько эпатажна, что я могу взять ее энергию и сплести из нитей радугу.
Улыбаюсь, когда вижу на ее ногах уютные домашние тапочки — точно такие же, как у Кейт.
Девушки машут мне, и, когда я с тарелкой еды присаживаюсь рядом, Брук первая говорит:
— Не обращай внимания на этих уродов, Макс. Они просто ублюдки, которым нужно самоутвердиться. Спорим, у Прескотта просто маленький… Прости, Кейт.
— Кстати, — добавляет Марш, — так думаем не только мы. Кит с нами согласен. И Николас. И Уоррен. Ты всегда можешь к нам прийти, если станет совсем… невыносимо, — тихонечко произносит она.
Я благодарно улыбаюсь, но что-то внутри меня подсказывает, что, как только я обращусь к ним за хоть какой-то помощью, об этом мигом узнает весь университет; и нет никакой гарантии, что они не окажутся под ударом.
Не выдерживаю и рассказываю про Чейз; Брук хохочет так, что на нее оборачиваются, Марш прячет улыбку в кулачке.
— Может, ты хочешь прийти на вечеринку? — спрашивает Брук. — «Циклон» собирается вечером отметить побег Рейчел. Или, скорее, ее капитуляцию. Ты рехнешься, но они собираются короновать Чейз. Вслушайся в это. Короновать. Чейз. Короновать. Они что, сумасшедшие?
Я сразу же киваю, соглашаясь с ней — да уж, Чейз умеет привлечь к себе внимание, если захочет. А на вечеринке она будет звездой.
— Вечеринки не по мне, — говорю я. — Прости.
— Брось. — Брук расправляет складки платья. — Я вот пойду только ради того, чтобы поржать, когда их аппаратура откажет в самый нужный момент. Я в этом уверена, — отвечает она на мой немой вопрос. — Ее настраивал придурок Картус с третьего курса, а он зеленый от синего отличить не может.
Мы болтаем еще минут пятнадцать, может быть, двадцать; а потом я извиняюсь и ухожу — мне нравится их общество, но после разговоров на душе становится тяжко, будто из меня по капле выпили всю энергию, что была. Это покажется странным, но боль от этого я чувствую почти физически.
Иногда я ненавижу себя за то, что не могу быть такой, как Брук, Кейт или кто-то другой: не могу нормально разговаривать, не могу выдерживать чужой компании, не могу открыться, если нужно, довериться и поговорить. Мне страшно, что дальше будет только хуже и я совсем-совсем не смогу с этим справиться, полностью замкнувшись на себе, зацепившись за одну-единственную нить, связывающую меня с реальностью — объектив моего полароида, и все, Макс Колфилд сотрется с лица земли окончательно.
Меня бросает в дрожь.
А потом я вспоминаю Хлою — жизнь в каждом движении — и думаю о том, что вот она, наверное, могла бы мне и помочь, если бы я ее попросила; но такая, как Прайс, ни за что не станет возиться с такой, как я. Просто потому, что Прайс — это Прайс, а я — это я. И мне становится душно.