Гермиона неслась по безлюдным коридорам Хогвартса с точной уверенностью, где ей срочно надо оказаться, - в туалете плаксы Миртл.
Совсем недавно Рона выписали из больничного крыла после отравления медовухой из запасов Слизнорта, и Грейнджер, наконец-то не обремененная сидением у кровати друга все свободное время, просто обязана была поговорить с одним человеком.
Уже которое по счету покушение на жизнь Дамблдора, слежка Гарри за Малфоем, который часто скрывался в Выручай-комнате, и все почти стало ясно. Гермиона ведь всегда считала себя умной. И сейчас, как бы она ни хотела воспротивиться своему уму, у нее ничего не получалось. Ее мозг складывал проклятое ожерелье, отравленную медовуху и откровенно плохо выглядящего Малфоя в единое целое. Теперь уже слова Гарри о том, что молодой слизеринец является Пожирателем смерти, не казались такими надуманными и глупыми. Сейчас она сама пришла к этому выводу.
Да и ладно, он бы просто был Пожирателем с мерзкой меткой на предплечье, но что-то подсказывало, что покушение на директора школы чародейства и волшебства дело рук именно этого белобрысого засранца.
Как же не хотелось в это верить. Почему-то хотелось оправдать его. Она не могла представить, что ее однокурсник может стать убийцей. Вот самым настоящим жестоким убийцей. И было понятно, что это все не его желание. Это гребаный Тот-Кого-Нельзя-Называть приказал ему, чем-то шантажировал и заставил следовать его воле.
Никогда еще Гермионе не приходили в голову чересчур злые мысли, но сейчас она представляла, как станцует радостный танец над мёртвым телом Волан-Де-Морта, потому что тот, кто столько горя и боли несёт людям, должен непременно умереть.
Гарри ушёл к Дамблдору на очередное «внеклассное» занятие, которое в будущем поможет победить ему в серьезной битве, а Грейнджер попросила у него карту Мародеров и отправилась на поиски Малфоя, чтобы… что?
Чтобы убедиться в том, что он Пожиратель смерти.
Чтобы посмотреть в его глаза и увидеть, что он не хочет убивать, не хочет быть убийцей.
Чтобы переубедить его, если получится, ведь она не может бросить человека в беде, какой бы сволочью он ни был.
Да, в этом учебном году она много натерпелась от него, хотя и чувствовала себя виноватой в том что сама — сама — шла у него на поводу и была похожа на тряпочку, которой он пользовался и выбрасывал, когда прекращалась нужда.
Но его противоречивые взгляды, которыми он награждал ее каждый раз, когда они сталкивались, засели глубоко в ней. Ведь она — умная и, блин, правильная Гермиона Грейнджер — была уверена, что чувствовала то же самое. Они были двумя запутавшимися людьми, которые не понимали, ни черта не осознавали, что с ними происходило.
Гермиона остановилась около двери в женский туалет, глубоко вздохнула, пытаясь успокоить сбившееся дыхание после быстрого шага и ещё раз посмотрела на карту. Точка с подписью «Драко Малфой» все еще находилась там, где и была до этого.
— Шалость удалась, — почти неслышно произнесла девушка, направляя волшебную палочку на пергамент.
Она убрала пустую карту в зачарованный карман мантии, выпрямила спину, вздернула подбородок, приготавливая себя к уже привычной ненависти и яду слизеринца и… толкнула деревянную дверь, стремительно входя внутрь.
Малфой стоял, оперевшись ладонями о раковину. Мантия валялась размытым пятном на полу, его сумка была скинута там же. Гермиона тут же заметила, что с передних прядей платиновых волос стекали небольшие капли воды, развязанный галстук серебристо-зеленой змейкой болтался на шее, а рубашка была расстегнута на три первые пуговицы.
Дверь ударилась о каменную стену, и Малфой повернул голову, встречаясь с Гермионой взглядом.
Он почти успел показать, что ничего не происходит. Выросший в аристократических кругах, Драко умел менять выражения лица словно маски на маскараде, но глаза… Глаза остались такими же, как и до стремительного вторжения Гермионы в помещение. Малфой успел их наполнить презрением, высокомерием, насмешкой, но отчаяние — такое безумное, изнуряющее, сводящее с ума — он, как бы ни пытался, не смог растворить в своих серых радужках.
— Грейнджер, пошла на хер отсюда, — выплюнул он, убирая ладони с раковины.
Его губы скривились в пренебрежительном оскале, а глаза внимательно, но с ноткой беспокойства наблюдали за тем, как гриффиндорка, совершенно не обращая внимания на слова Малфоя, преодолела расстояние между ними в несколько размашистых шагов и схватила его левую руку за запястье. Гермиона знала, что с ним надо действовать стремительно быстро, уговорам он не поддастся, а вот от неожиданных действий может опешить, что даст ей время исполнить задуманное. Она стала дергать за пуговицы на манжете, пытаясь, как можно быстрее расстегнуть их, пока он не опомнился.
Одна пуговица, вторая. Ее онемевшие от своей же наглости пальцы попытались дернуть рукав рубашки вверх.
— Ты что творишь, грязнокровка? — кристальная ярость в мужском голосе, а свободная рука впилась пальцами в ее предплечье.
Грейнджер почувствовала, как вдоль ее позвоночника пропутешествовала липкая струя страха, сердце от испуга замерло и в два раза сильнее понеслось вскачь. Захотелось убежать и спрятаться от его ярости, но она же гриффиндорка. Храбрая, смелая, она все сможет.
— Ты оглохла?!
Драко переместил руку ей на плечо и оттолкнул подальше от себя, а Гермиона, не успев сориентироваться, отлетела и больно ударилась поясницей о раковину. Поморщилась, чувствуя, как паучки боли расходятся от поврежденной области во все стороны. Девушка вскинула голову, встречаясь с ним взглядом, показывая свою упертость и целеустремленность, давая понять ему, что он не уйдёт отсюда, пока она не узнает, что ей надо.
— Я хотела взглянуть на метку на твоем предплечье.
— И откуда ей там быть? — он даже не отнекивался, не смеялся ей в лицо, потому что по карим глазам видел, что она и так знала.
— Так ты же Пожиратель Смерти. Она у вас у всех есть, разве нет?
Малфой засмеялся откровенно наигранно, фальшиво. Он не собирался сдаваться, но и видел, что скрывать от неё нет смысла. Грейнджер и без прямого доказательства метки раскрыла его. Неизвестно только, разболтала своим тупым дружкам или ещё не успела.
— Если ты в этом так уверена, то зачем тебе доказательство в виде метки на моем предплечье?
Она сделала один шаг вперед, пристально изучая слизеринца перед собой. Гермиона была уверена, что видела его насквозь. Его фальшивая самоуверенность совершенно не коробила, не заставляла, как раньше, неуютно втянуть шею в плечи. Или может сейчас все было гораздо серьёзнее?
— Малфой, прекрати. Ты знаешь, что я права, и что не отстану от тебя. Так что просто… покажи ее. Метку.
Да, он, Мерлин его подери, знал все это. Знал, но почему-то сердце ухало вниз, заходясь в бешеном ритме, а кровь леденела в жилах.
Драко так боялся.
Так, блять, боялся открыться. Дать слабину. Показать, как ему на самом деле плохо. Он знал, что если покажет ей мерзкую метку Пожирателя, то все внутри него рухнет. Весь тот каркас, что он методично выстраивал в течение года, обвалится, и Малфой подохнет с оголенными до одури нервами прямо здесь, в этом гребаном туалете для баб.
— Займись со мной сексом. И я сделаю, что ты хочешь, — вот так хрипло, на грани истерики, отчаянно цепляясь хоть за что-то.
Почему сейчас не хочется думать о ней, как о поганой грязнокровке, как о всезнайке, водящейся с придурком-Избранным? Почему раньше это казалось чем-то правильным, логичным и неоспоримым, а сейчас - это совершенно извращенно и надумано?