«Ну еще чего, — сказал бы Шариф. — Сейчас только об эстетике и думать».
Данные с робота (квантовой телепатии мириады световых лет не помеха) — температура воздуха, влажность, наличие кислорода и еще десятки параметров — проецируемые на экран над стадионом, потухли. «Скопытился, — понял Адам. — Или улетел в глубокий космос».
Люди подождали. Минуту, две. Через десять минут пришло осознание — безнадега.
А потом камера зажглась. Сначала на ней вообще ни черта было непонятно — какие-то всполохи, какие-то пятна, а потом прояснилось.
Лес какой-то. Трава пожухлая. Все зашевелились, посыпались вопросы: «А что с биосферой? А что радиация? Как атмосфера?»
Вопросы одним махом решил заяц. Запрыгнул прямо на робота, бесстрашная остроухая зверюга.
Шариф поднял руки в воздух, ладонями к толпе.
— Господа, — сказал он. — Представляю вашему взору новый мир.
Его голос, усиленный в десятки раз, прокатился над стадионом.
Он не был бы американцем, если бы не запрограммировал в робота-разведчика задачу — воткнуть в землю флаг Объединенных Человеческих Штатов. «Это мы, люди. Мы пришли. А значит, вам предстоит подвинуться».
А если не хотите, мы сами вас подвинем.
Поднялся такой гам, такие крики — Адам не слышал подобного, наверное, с Женевской резни.
— Перед вами первая улица, — продолжил Шариф. — Первого города. Как назовем, люди Земли?
Люди заорали.
— Нова Проспект, — подхватил Шариф, вырвав откуда-то это предложение. — Да будет так!
На корпоративный емейл тут же пришло оповещение о запуске финальной фазы проекта «Эксодус».
Шариф помахал рукой зрителям: ни много ни мало — Моисей, готовящийся повести свой народ через пески Мультивселенной. Сам он безразличен к участившимся в последнее время религиозные сравнениям. Шариф — адепт одной лишь веры, и имя ей — технократия.
«Да будет так, — грустно повторил в его голове Притчард, — а я, пожалуй, останусь, приятель».
Притчард — не биоробот. Притчарду путь из Земли заказан.
«Приятель, — горько повторил про себя Адам. — Приятель».
Похоже, с Винтермьютом они теперь не просто соседи.
— Адам, — шепнула Фарида, дернув за рукав. — Адам, встань и похлопай!
Адам встал и похлопал.
******
После презентации он первым делом подошел к как всегда угрюмой (будто только что не случилось одной из самых больших побед человечества) Гинзбург и задал единственный интересовавший его вопрос.
— Ну, есть что нового?
Комментарий к EPILOGUE 1: The Nova Pr0spekt (Мир Deus Ex)
Иллюстрация к главе:
https://www.deviantart.com/krigraydo/art/NovaPr0spekt-1-815104014
========== EPILOGUE 2: The End of the Empire (Мир Тир на Лиа) ==========
Эта девчонка, будь она неладна, всю жизнь ему испортила.
Он и так знал, что на уроки Сейлан неподготовленным лучше не приходить. Хочешь-не хочешь, лень тебе или не лень, а не выучишь все реки, протекающие по Тир на Лиа — она так замучает, что жить расхочется.
Хоть и знал, а все равно не выучил — и все из-за Лавены. Он же ей полночи стихи писал. Не спал аж до рассвета, а вымучил всего две строчки:
«Ты лучик солнца, ты мечта — с тобой хочу я быть всегда».
На том перо отложил и заснул, а когда проснулся, было уже поздно.
Как только вошла наставница, Элрик встал первым и громче всех поздоровался, чтобы она подумала, во-первых, что тот все переучил и выучил, а во-вторых, что уроки этикета и хороших манер не прошли даром.
— Потише, принц Элрик, — поморщилась Сейлан, статная эльфка в бирюзовом платье. — От вашего рева даже птицы с веток повзлетали.
Лавена бросила на него быстрый взгляд.
Глаза у нее были голубые и слегка раскосые, волосы — как шелк, и она была самый красивой девочкой на Тир на Лиа, если не считать мамы. Уши у нее были до того острющие, что торчали из-за волос, чем Лавена очень гордилась и украшала кончики блестящими камушками.
У самого Элрика были ни на что не годные уши. Иногда казалось, что они чуть ли не плоские — но как он их ни дергал и ни щипал, иногда аж до крови, острее не становились.
С такими ушами у него не было никаких шансов приглянуться Лавене. Стихи — его последняя надежда. Девочкам же нравятся стихи! Сжимая бумажку в руке, Элрик ерзал на стуле, думая, как бы половчее передать.
— Принц Элрик, вас что-то беспокоит? — поинтересовалась Сейлан. — Крутитесь на стуле, словно уж на сковороде. Вы уже выучили названия рек?
Конечно, не выучил. Он уже хотел признаться во всем наставнице, но вместо этого вдруг неожиданно даже для самого себя сказал:
— Конечно, выучил.
— Прошу, — сказала Сейлан. — Главная река, протекающая через Тир-на-Ног?
Ему сразу стало худо, даже живот заболел. Все смотрели на Элрика, а тот смотрел в расписной потолок и думал, что сейчас наверняка умрет.
— Doehna, — наконец выпалил он, молясь всем известным богам.
— Dêo’ohnna, — поправила его Сейлан. — Повторите.
— Deohna, — повторил Элрик.
— Dêo’ohnna. Вы не слышите разницы, принц?
— Конечно, не слышит, — шепнула подруге Лавена. — Dh’oine и нот-то не различают.
Сердце Элрика ухнуло куда-то в пятки. Сейлан покачала головой, и от стыда он прямо приклеился к собственному стулу.
Лавена оглянулась на него и хихикнула. Мерзко, как умеют только девчонки. Элрик в ярости сжал бумажку так, что она стала мокрой в его кулаке.
Не такая уж она и красивая. И стихов недостойна.
Да совсем некрасивая! И коса у нее слишком длинная, такой только полы подметать. Улучив момент, когда отвернется наставница, он вытянул руку, схватил противную девчонку за косу и дернул.
Лавена вскрикнула так, будто он ее без ножа резал, и вскочила из-за стола, взмахнув руками.
Вот же несносная! Ну, сейчас ему влетит! Элрик тут же вжал голову в плечи.
— Принц Элрик, что за насилие в храме знаний? — прошипела Сейлан. — Неслыханная дерзость!
Подумаешь, дернул. И еще раз дернет, когда подвернется случай, а может и подножку подставит.
— Она — дура, — буркнул Элрик.
Он и поверить не мог, что из-за такой дуры всю ночь не спал.
— А вы, значит, умны? — холодно переспросила наставница. — Отрадно слышать. Считаю, нам о вашем необычайном интеллекте стоит рассказать королеве-матери.
Элрик в ужасе поднял на наставницу глаза.
******
— Что, опять? — спросила королева, взглянув на него из-под полуопущенным век. — У меня страшно болит голова.
У мамы часто болит голова. Так часто, что Элрик и не помнит, когда она у нее не болела. Особенно худо ей становилось, когда восходили две луны — тогда Элрик старался и вовсе не приближаться к ее покоям.
Сейлан, будь она неладна, принялась перечислять список его проделок — рек не выучил (то вина Лавены), за косу дернул (тоже ее вина), егозил и дерзил (и в помине не было), погнался за кошкой (было дело, погнался, так она ж убегала).
— Скажи мне, Сейлан, это все, — мама сделала неопределенный жест в воздухе, — кого-нибудь удивляет?
— Полагаю, что нет, королева, — церемонно ответила Сейлан. — Полагаю, что нет.
— Оставь нас.
Наставница ушла. Ну, сейчас начнется. Элрик внутренне сжался в комок, а внешне надулся, как индюк.
— Не дрался! — начал защищаться Элрик, не дожидаясь, пока его начнут обвинять. — Не дергал! Выучил!
— Лжец, — со скучающим видом ответила Дейдра. — Маленький, бессовестный лжец.
Говорила она тихо, но вид у нее был такой, будто она кипит, как суп в кастрюльке.
Да что он такого сделал? Подумаешь! Элрик потупил взгляд.
— И ради чего я тебя рожала? — тихо спросила мама. — Трое суток… И в каких муках! Неделю было не унять кровь.
Элрик покраснел от стыда, что такое натворил; он ведь совсем и не хотел.
— Прости, пожалуйста, — извинился он.
— А ведь в тебе ни-че-го от меня. Ни капельки.
Она взяла его за ухо, притянула к себе, чтобы рассмотреть поближе.
— Прости, мамочка, — повторился Элрик. — Я не нарочно.
Но как бы он ни извинялся, мама никак не могла успокоиться и кипела еще больше, прямо перекипала, вот-вот — и соскочит крышка, и суп польется через край.