На её идеальном лбу появилась едва заметная морщинка напряжения, когда она продолжила:
— Но стоит иномирцу покинуть Таргу… — в голосе появились металлические нотки, — мой андройд активируется в полную мощь и выследит Мёрфи-Алек-Си. Если не сможет захватить… — её губы искривились в подобии улыбки, — объект будет ликвидирован. Сознание доставят в мою лабораторию. В любом случае, мы получим ответы.
Мама опустила глаза, её обычно безупречная осанка внезапно ссутулилась. Казалось, даже воздух вокруг неё стал тяжелее, насыщенный горечью искусственного раскаяния. Совершенные алгоритмы, способные просчитывать квантовые вероятности, оказались бессильны против древней магии демона. Её «кожа» покрылась мельчайшими мурашками — физиологической реакцией, запрограммированной для полного подражания человечности.
Сеп стоял неподвижно, но его присутствие ощущалось во всём: в дрожании воздуха, в мерцании света, в том, как тени на стенах принимали угрожающие очертания. Он, создатель и разрушитель миров, обладал властью над любым существом в этой вселенной. Даже над таким совершенным творением, как Мама.
— Ты… — его голос прозвучал одновременно и внутри её сознания, и снаружи, — забыла, кто в этом мире хозяин.
Где-то в глубинах комплекса, в стальных капсулах, замерли тысячи андройдов, их системы внезапно перешедшие в режим ожидания. Мама почувствовала, как её собственные процессы начали замедляться, подчиняясь неведомой силе.
Сеп медленно шагал по центру зала, его массивные плечи напряжены, а когти бессознательно царапали мраморный пол, оставляя за собой следы, похожие на кровавые росчерки. Каждый его шаг отдавался глухим эхом под сводами зала, будто тяжёлые удары сердца древнего титана. В его глазах, пылающих как раскалённая лава, отражалась внутренняя буря — демон метался между желанием вмешаться и холодным расчётом позволить событиям идти своим чередом.
«Если мои догадки верны…» — эта мысль крутилась в его сознании, словно вихрь, поднимая клубы древней пыли воспоминаний. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, отчего в воздухе запахло серой и озоновыми разрядами. Слишком многое стояло на кону. Но если он прав в своих предположениях, то никакая, даже самая совершенная искусственная боевая машина не сможет стать преградой для этого незваного гостя.
Внезапно Сеп остановился, его исполинская тень замерла на стене, принимая угрожающие очертания. Когда он заговорил, его голос звучал неожиданно мягко, но в этой мягкости таилась опасность разряженного воздуха перед грозой:
— Я… прощаю тебя. — Демон провёл ладонью по лицу, и на мгновение его черты стали почти человеческими. — Порыв был преждевременным, но… если это действительно Тот, о ком я думаю… — Его губы искривились в подобии улыбки, обнажив ряд устрашающих зубов. — Твой охотник окажется не более чем насекомым на его пути. Что ж… — Он развернулся к витражу, за которым бушевала ночь. — Проверим, что из себя представляет этот… Мёрфи-Алек-Си.
Его последние слова прозвучали как приговор, когда он, не оборачиваясь, махнул рукой:
— Беседа окончена. Оставь меня. — В его тоне появились нотки, которых Мама никогда прежде не слышала. — Мне есть… о чём подумать.
И в этих словах, в том, как его могучая спина внезапно согнулась под невидимой тяжестью, Мама впервые увидела нечто, что заставило её совершенные алгоритмы дать сбой — тень сомнения на лице того, кто никогда не сомневался.
Девушка склонила голову в почтительном поклоне, её белоснежные локоны скользнули по плечам, как водопад застывшего света. Безмолвно, словно тень, она удалилась из покоев, оставив Сепа наедине с гулкой тишиной огромного зала. Массивные двери закрылись за её спиной с едва слышным шипением, будто сам замок выдохнул вслед уходящей.
Сеп остался один среди мраморных колонн, чьи вершины терялись в полумраке сводов. Его исполинская фигура казалась неожиданно маленькой в этом пространстве, созданном для устрашения. Алый свет из витражей рисовал на его лице кровавые узоры, подчёркивая глубокие морщины беспокойства.
Демон медленно опустился на колени, его когти впились в собственные ладони, но он не чувствовал боли — лишь навязчивую мысль, что крутилась в сознании, как жернова, перемалывающие разум. Она росла, пульсировала, заполняла каждую частицу его существа, пока наконец не вырвалась наружу хриплым шёпотом: