— Нехорошо как-то — втроём на одного, — сказал я.
— Тю, а где ж ты видишь, что мы втроём на одного? — заржал Цацкин. Мы тут один на один, а для тебя от меня и половинки хватит.
Тем временем, я накрутил себя, вспомнив, как с год назад сам на этом же месте ел траву, а эти же двое подонков стояли по бокам и радостно смеялись. Вспомнил я и про многочисленные подножки и про обидные слова, сказанные Цацкиным за несколько лет учёбы с ним. Вспомнил и про то, сколько раз он забирал у меня ту мелочь, которую давали родители, пока я не перестал приносить деньги в школу. И когда я, наконец, вспомнил лицо Таньки, разговаривающей с Цацкиным и улыбающейся при этом, я отстранённо понял, что мой сжавшийся кулак уже летит в лицо Цацкину и его уже ничем не остановить.
Опыта в драках у меня было немного, да и боксёр из меня никудышный. Поэтому, если мой выпад и произвёл действие на Цацкина, то скорее потому, что он никак не ожидал от меня нападения. Схватившись за скулу, он дал мне возможность для второго удара, чем я и поспешил воспользоваться.
Похоже, что второй удар по лицу привёл его в чувство, и он с криком «Мочи!» уже сам принялся дубасить меня. Пока он меня бил один я ещё сопротивлялся, частично блокируя его удары, и даже пару раз дотянулся кулаком до его физиономии. Но когда сошло оцепенение с подельников Цацкина и они поспешили ему на помощь, я понял, что мне крышка, упал и свернулся кольцом, инстинктивно закрыв руками голову и поджав колени к животу, сосредоточившись на том, чтобы не пропустить удары в жизненно-важные органы.
Внезапно град ударов стих.
Я открыл один глаз и увидел, что гангстерская троица стоит в сторонке, а рядом со мной стоит новичок и размахивает в воздухе здоровенной палкой с двумя гвоздями на конце.
Я тут же представил, как один из этих ржавых гвоздей входит в мой глаз, и поспешно закрыл лицо ладонями.
Но, похоже мне повезло. Цацкин сплюнул, пригрозил: «Ладно, потом разберёмся», и троица удалилась.
Лишь после этого, я решился разогнуться и открыть глаза. Новичок сел рядом, не выпуская, впрочем, палку из рук. Вид у него оказался не такой уж и побитый. Я подозревал, что мне досталось гораздо больше — жутко саднила губа и в голове стоял какой-то гул.
Впрочем, у меня пока на месте были оба глаза и не были сломаны ни руки ни ноги, что не могло не радовать. Большие сомнения были только насчёт рёбер — когда я попытался встать, то всё тело отозвалось ноющей болью.
— Ты как, нормально? — поинтересовался новичок.
— Да вроде ничего, — ответил я, — могло быть и хуже.
— Спасибо, — сказал он.
— За что? — поначалу не понял я, потом до меня дошло. — А, за это, да не стоит благодарности, у меня тут свои счёты, не подумай, что это из-за тебя.
— Всё равно, — невесело усмехнулся парень. — Значит мне повезло, что у тебя свои счёты с этой компанией.
— Тебя как зовут? — спросил я. — Я помню, что вас представляли классу пару недель назад, но там кроме тебя ещё было двое новеньких, и я не запомнил имён.
— Георгий Цветков, — сказал он и протянул руку для пожатия, — можешь просто звать меня Жорой, а тебя я помню, ты Дмитрий Санцев.
Я усмехнулся.
— А ты на Жору не обижаешься?
— А чего тут обижаться, имя как имя, какая разница. Не имя красит человека, а человек имя.
— Да ты философ…
— Нет, это моя жизненная позиция. Философ отстранённо наблюдает за вещами и облекает процессы в слова. Мне скорее нравится облекать слова в процессы… ну да сейчас не об этом. Моих родителей нет дома, пойдём ко мне — почистишься, да умоешься, чтобы своих не пугать.
Я согласился с Жорой и уже через пять минут стоял в его ванной и скептически осматривал свои повреждения. Повреждений, на мой взгляд, было маловато.
Нет, я конечно не мазохист и шрамированием тоже не увлекаюсь, но просто сравнивая свои страхи перед выяснением отношений с Цацкиным и последствия этого самого выяснения отношений, я склонялся к тому, что прав был русский народ, придумывая пословицу «у страха глаза велики».
Вот, кстати, интересно, а кто всё же придумывает народные пословицы? Ещё лет пять назад у меня было вполне отчётливое понимание этого вопроса. Я считал, что в какой-то избе (это непременный атрибут) сидят несколько старцев и постоянно думают. Как только у кого-нибудь приходит в голову умная поговорка или притча, то он её тут же озвучивает и они уже все вместе обсуждают — хороша она или нет. Если все высказываются за, то старец вписывает свою мысль в толстенный том народных мудростей.
Сейчас-то я понимаю, что это не так, но вот откуда берётся всё «народное» так и не понял до сих пор.
Отмыв лицо и руки от крови, натекшей из разбитого носа, и от грязи, я вышел из ванной и лишь тогда подробно рассмотрел обиталище семьи Цветковых.