Павел Парфин
Новая погоня
Алек, мужчина около тридцати.
Гера, мужчина за тридцать.
Ксения, девушка двадцати пяти лет.
Голоса: Вадим, 1-й и 2-й зритель на концерте,
Водитель «КамАЗа»,
Священник,
Незнакомец возле храма,
Милицейский начальник, Диктор теленовостей,
Соня (годовалая дочь Ксении).
СЦЕНА ПЕРВАЯ
1-й день погони
20-е числа октября. Гопск — обычный провинциальный город где-нибудь в глубинке или на отшибе России или Украины с населением 150–200 тысяч. Двухкомнатная квартира в старой, 30-летней, хрущевке. Квартира находится на первом этаже. День. На задник проецируется диапозитив с изображением одной из комнат этой квартиры. Сзади справа дверь в комнату, слева окно. В окно виден сад, растущий здесь еще с тех незапамятных времен, когда на месте пятиэтажки стояли частные дома. Снаружи, сквозь ветви сада, льется рассеянный золотистый свет. Убранство комнаты неряшливое, неуютное — видно, что тут, вероятно, живет холостяк, безразличный к комфорту. Вдоль правой стены стоит старомодный буфет. Посреди комнаты обшарпанный обеденный стол и два стула. Слева от стола диван. Это — диван-трансформер. С боков к нему прикреплены четыре мотоциклетных колеса с толстыми шинами — по два колеса с каждой стороны. К передней стенке дивана приделан откидной руль, к задней — запасное колесо. В собранном виде диван похож на мотовездеход. Сейчас диван разложен. За столом спиной к двери сидит Гера, с сосредоточенным видом разбирает финкой пистолет, чистит его. В зубах у него дымится сигарета. Справа из-за задней кулисы входит Алек, оглядывает комнату. Садится напротив Геры на второй стул. Вынимает из-за пояса пистолет. Взводит курок, оттягивает на себя затвор и резко отпускает — раздается сухой угрожающий щелчок. Кладет пистолет справа от себя.
Гера (не поднимая головы и не отрываясь от пистолета). Ну и что ты думаешь, чувак? Долго мы будем с ней париться?
Алек. Прикалываешься? Дело-то плевое… (Вынимает из кармана грецкий орех, кладет на стол и одним ударом рукоятки пистолета раскалывает орех.) Покруче приходилось решать. Ведь так? (Жует.)
Гера. Точно. Особенно таким профи, как мы с тобой. Ты уже опробовал свои способности?
Алек. Было дело, пару раз пришлось.
Гера. Всего пару раз? А я уж думал, что у тебя солидный послужной список.
Алек. Ну, конечно, не пару раз. Раз десять… Или даже двадцать. Всех не упомнишь.
Гера. И как ты это делаешь? Прибегаешь к специальным восточным техникам?
Алек. Я не нуждаюсь ни в каких техниках. Все во мне. Мой дар… Я ведь тебе, кажется, рассказывал, как это случилось со мной?
Гера. Припоминаю.
(Алек прячет пистолет за пояс, встает из-за стола. Направляется к буфету. Не дойдя до него, поворачивает обратно. Подходит к дивану. Нагнувшись, проверяет рукой упругость пружин.)
Алек. Позапрошлым летом я шел со дня рождения кумы. Само собой, как следует поддатый.
Гера. Само собой. Кто ж трезвым уходит от кумы?
Алек. Да, от кумы просто так не уйдешь… В тот день мы засиделись допоздна. Потом залежались… (Ложится на диван.) Короче, когда я добрался до центрального почтамта, было уже совсем темно. Я стал переходить улицу, и где-то на полдороге зазвонил телефон. Я полез в карман за мобилкой, а в этот момент «опель»…
Гера. Так водитель тебя что, не видел? Он же мог тебя запросто объехать.
Алек. Он и объехал. Лишь зацепил меня правым крылом. Если бы я был трезв тогда, наверняка б устоял. А так… (Садится посреди дивана.) Вестибулярный аппарат подкачал. Я упал и здорово ударился головой.
Гера. Голова до сих пор гудит?
Алек. Голова — нет, а вот звонок гудит.
Гера. Звонок?
(Алек встает с дивана, садится за стол.)
Алек. Время от времени звонок дает о себе знать. Это как сигнал: когда в голове у меня начинает вибрировать звонок — значит, пора выходить на связь.
Гера (завершает сборку своего пистолета, кладет его слева от себя; недокуренную сигарету тушит о столешницу). С этого момента, чувак, не спеша и со всеми подробностями.
Алек. А рассказывать, собственно, и не о чем. Беру телефон и звоню объекту. Гера. Да, но что ты при этом слышишь? Ты же слышишь не то, что все. Алек. Душу.
Гера. Что?
Алек. Я слышу душу.
(Пауза.)
Гера. Погоди…
Алек. Я слышу, как взволнована душа моего объекта или как напугана. Душа его может переживать смертельный ужас, неописуемый восторг или безграничное счастье — все это я могу услышать и запомнить. Я способен уловить любое, даже самое малое движение души. Самую ничтожную, почти незаметную смену настроения. Я могу проникнуть в самые затаенные уголки его души. От меня не уйдешь.
Гера. Но как ты это делаешь? Берешь телефон и… Я смогу так же, как ты?
Алек. Кинься под машину, может, и у тебя случится то же… Я не могу объяснить тебе механизм моего дара. Просто я умею настраиваться. А когда я настроюсь, внутри меня раздается звонок, и я немедля хватаю свой мобильный телефон и пеленгую душу объекта.
Гера. Пеленгую душу… Здорово сказано. (Пауза.) А ты можешь сейчас позвонить Немой женщине?
Алек. Могу. Но сначала мне нужно настроиться.
Гера. И все?
Алек. Да, главное дождаться звонка.
Гера. Но как же ты услышишь ее, чувак? Ведь она немая. Немая женщина!
Алек. Зато ее душа болтлива. Наверняка. Как у любой женщины.
Гера. Хм, ты прав, я не подумал об этом… И что после этого? Когда ты услышишь ее душу?
Алек. Я буду знать, что она чувствует в данный момент. О чем думает, что собирается делать куда бежать, где скрыться. Как только я услышу, чем живет ее душа, я сразу же сообщу тебе об этом.
Гера (загоревшись, потирает руки). А вот тогда настанет моя очередь. Я отыщу ее, где бы она ни спряталась: под землей, на небе, в лесу или толпе. Я непременно настигну ее, как бы далеко она ни была от нас. От меня не уйти, потому что я…
Алек. Человек-аккумулятор.
Гера. Да. Вообще-то у меня много кличек. Мне лично по душе — Солнцеход.
Алек. Солнцеход… А что, звучит. И, небось, в самую точку?
Гера. В самое сердце.
Алек. В самое сердце… Круто, чувак. Ты прямо как поэт.
Гера. Я инвалид, а не поэт… Восемь лет назад, когда мы с мамой жили в том горном городке… (Внезапно приходит в ярость.) Чтоб они сдохли, сволочи! И те, которые!.. И эти тоже — ведь они ничем не лучше тех!
Алек. Послушай, если тебе больно вспоминать…
Гера. А кто еще вспомнит мою маму, если не я?!.. Я до сих пор помню ту бомбежку. Уши сдавило от жуткой, невыносимой тишины, а в глазах какое-то сумасшедшее мельтешение. Туда-сюда проносятся камни, пули, куски окровавленной плоти… Сколько тогда ни искали мать, так и не нашли. Может, прямым попаданием ее накрыло. А меня ранило осколком. В самое сердце. Иван Сергеевич сказал, что ничего нельзя сделать.
Алек. А кто он, этот Иван Сергеич, что берет на себя такое?
Гера (хватает пистолет и, молниеносно выбросив вперед левую руку, наводит пистолет на лоб Алека). Не трожь Ивана Сергеевича! Я за него кому хочешь глотку перегрызу! Он меня с того света вернул. Хирург от Бога, в военном госпитале, в том же горном городке, оперировал меня. (Опускает руку, со стуком бряцает пистолетом о стол.) Ты можешь это понять?.. А потом дядьке моему, что из Харькова за мною примчался, всю подноготную рассказал. Что осколок засел в моем сердце крепко. И придется мне жить с осколком всю оставшуюся… И что осколок этот — кусок солнечной батареи.
Алек. Да ну?
Гера. Я тебе врать, что ли, буду? Вот, возьми. (Протягивает Алеку финку.) Убедись сам, если не веришь.
Алек. Да верю, верю я… Не могу понять одного: откуда он взялся в тот момент?