Осознав эту оригинальную и пугающую мысль, я передёрнул плечами…
Аликс, конечно, видела, что происходит нечто странное, но, не понимая сути, по-своему пыталась меня развлечь. А я сидел и думал… Буквально вчера вечером узнал, что у нас, то есть у прежнего Никки и Аликс, уже родилась первая дочь Ольга…
«Аликс…» — тело царя, моё тело, до сих пор реагировало на близость мощными всплесками гормонов, а вот я, пожалуй, что нет. Хотя она достаточно красива… Но стоило мне подумать о генах…
Мне претила идея обречь возможных будущих детей или внуков на проблемы с наследственной гемофилией. Размышляя над этим, я смотрел на ничего не подозревающую, щебечущую Александру Фёдоровну. Мне было не известно, когда наука откроет причины этой болезни, но очевидно, что сейчас вопрос не изучен. Скорее всего, в конце XIX века про гены или знают ничтожно мало, или вовсе ничего.
Сам я не особо разбирался в вопросе, помнил, что в двадцатые или в тридцатые годы в СССР разгорелся спор между разными школами генетиков, разрешённый уголовным методом[5]. Видимо, к тому времени уже что-то да знали, но сейчас ещё даже не XX век…
Наука в этом вопросе не помощник… К окончательному выводу я не пришёл, но в целом никаких детей от Аликс более не хотелось. Конечно, государю вроде как полагается наследник — но лучше не иметь никакого сына, чем такой, как несчастный Алексей. Да сколько он прожил бы, если бы не было расстрельного подвала? На школьном уроке биологии учительница говорила, что больные гемофилией более 25–30 лет не живут… Так и то это было через сто лет, от текущего момента…
В общем, завтрак прошёл как-то спутанно — Аликс пыталась меня растормошить, а я всё больше отмалчивался или отделывался общими фразами.
А затем была поездка в Чудов монастырь, как мне удалось разузнать, это посещение было запланировано заранее, и должны были мы там пробыть всего-то пару часов. Однако мне удалось изменить расписание и затянуть посещение — в этом святом месте оказалось гораздо спокойнее.
И не приходилось подбирать каждое слово.
В Москву вернулись к вечеру, как раз ко времени встречи с принцами и последующему докладу Лобанова-Ростовского. По дороге я снова делал скучный вид и беседовал на душеспасительные темы с Победоносцевым. С ним, конечно, тоже было опасно — всё-таки Николая он знал с детства и практически являлся членом семьи. Отчего, по-видимому, и оказывал такое сильное влияние в первые годы царствования. Но я продумал разговор загодя и начал с того, что сделал вброс про Ходынскую трагедию…
Константин Петрович словно этого ждал и немедленно удивил меня… Ведь я полагал, что есть предел охранительской глупости, а оказалось, что нет:
— Николай Александрович, вам не стоит так беспокоиться на сей счёт: отмолим. Да и по правде сказать — народа ведь никто не давил, он сам давился. А публичное признание ошибок членов императорской фамилии — это умаление самого монархического принципа[6]…
В общем, как-то доехали. Аликс, правда, совсем заскучала и, похоже, начала на меня обижаться. Но здесь я был бессилен, да и, по совести говоря, подумывал, что неплохо бы и её отправить в Петербург.
Очень уж мне хотелось вздохнуть свободнее — да оказалось, что рано радовался. Танеев сообщил, что мои «августейшие родственники» и не думали никуда уезжать. Более того — Мама́заявила, что Никки переживает нервический припадок и ему требуется поддержка семьи.
«Грёбаный Экибастуз…» — выругался я про себя, слушая новости.
Впрочем, я не унывал, поскольку успел начать подготовку к вечернему приёму, и уже принял изрядное количество коньяка, отличного, надо заметить, коньяка!
А далее секретарь также доложил, что, несмотря на некоторое самоуправство, остальные мои распоряжения выполняются — праздничные мероприятия отменены или перенесены на неопределённый срок, а члены императорской фамилии внезапно занялись благотворительностью и вспомоществованиями пострадавшим и их родственникам[7].
«Ну хоть что-то…» — мысленно прокомментировал я. — «Хотя, с другой стороны, вполне даже неплохо получилось. Эх-х, ещё бы с ними не контачить…»
Позже стало известно, что особенно на ниве благотворительности отличился великий князь Сергей Александрович[8] — то ли его совесть заела, то ли уязвлённым себя почувствовал после моей провокации с Горемыкиным.
— Есть ли ещё новости?
— Как же не быть — Москва бурлит, словно улей, все обсуждают происходящее. Поговаривают, что вы на виновников Ходынской трагедии опалу собираетесь наложить. Скандальные подробности обновления правительства стали широко известны, хоть и в несколько искажённом виде. Кроме того, журналист Гиляровский опубликовал в Русских ведомостях скандальную статью о давке. Полиция арестовала весь тираж из того числа газет, что не успели распродать.