«А где вы все такие умные были в прошлый раз?..»
Постепенно наш разговор перешёл на общие темы внешнеполитической обстановки, и вот здесь прозвучали слова Лобанова-Ростовского о растущем напряжении между Испанией и САСШ и намёках испанского посланника о возможном посредничестве России в разрешении намечающегося кризиса.
К этому моменту я уже выпил три кружки чая с лимоном и, услышав знакомую тему, оживился. Ну ещё бы — кто не в курсе про первый опыт «американских подстав» для оправдания военной агрессии и вооружённой защиты «демократических ценностей»? Война между Испанией и САСШ началась со взрыва американского броненосца в порту Гаваны[6]. Изюминкой на торте было то, что в момент катастрофы на корабле были лишь негры. И ни одного белого господина!
Итак, услышав министра иностранных дел, я ожил. А ожив — почувствовал необоримое желание погреть руки на будущей войне и заодно немного подпортить вкус победы нашим добрым соседям по планете!
Доклад закончился полным одобрением действий Лобанова и Витте с моей стороны. Странно, да? Казалось бы, я должен был менять ситуацию, заставлять «местных хроноаборигенов» действовать по новым, передовым планам… Однако договор действительно был разумным — и ничего в нём менять не требовалось.
Когда министры оставили меня одного, появилась возможность спокойно обдумать услышанное. Перед Россией в полный рост стояла проблема развития Дальнего Востока. В прошлый раз её попытались решить за счёт приобретения незамерзающего порта на Ляодунском полуострове — кончилось сие плохо.
Но пока эти решения не были приняты, и даже более того, меня сильно удивило, что человек, на которого вешали всех собак и обвиняли в махинациях при освоении Порт-Артура и Дальнего, выступает противником этой авантюры. Более того, Витте, оказывается, высказывает вполне дельные предложения насчёт прекращения строительства военного порта в запертой Балтике.
Разговор этот меня сильно удивил, и даже где-то обрадовал — ведь ранее я полагал, что в руководстве империи процветают авантюристические взгляды на внешнюю политику, однако всё оказалось совсем не так. Безусловно, что-то в ближайшие годы должно было произойти… Изменилось же отношение к вопросам экспансии на Дальнем Востоке?
Ну да ладно, у меня собственная авантюра начала рождаться!
Будущая Испано-американская война… Американцы желали обеспечить господство в Атлантике и Тихом океане за счёт ослабевшей Испании — понятное и естественное в их положении желание. Насколько я себе представлял: Куба позволяла контролировать подходы к будущему Панамскому каналу, А Филиппины были удачно расположены в Тихом океане. В настоящий момент САСШ не являлись противником России, по крайней мере открытым противником… И портить с ними отношения из-за давно загнанной под шконку Испании смысла не было…
Однако у меня прямо-таки чесались руки слегка подгадить «соседям»… Желание это было иррационально, а значит, вредно — поэтому я стал думать о том, какую выгоду можно было с предстоящих событий получить…
Немного посидев за столом, глядя в потолок, а после, подышав жарким воздухом у распахнутого окна, вызвал секретаря. Самостоятельно писать письма я не пытался — и даже представить себе не мог, что когда-либо смогу это сделать… Поэтому указания для князя Лобанова-Ростовского пришлось диктовать.
Алексей Борисович! Прошу в возможно короткий срок подготовить для меня записку о состоянии наших взаимоотношений с Испанией.
Николай.
Когда Танеев протянул лист бумаги мне на подпись, я сначала замешкался, а затем старательно вывел росчерк императора, благо, что уже немного успел потренироваться в одиночестве хотя бы в этом…
А подумать об ускорении строительства железной дороги до Владивостока и о прекращении работ в Либаве не успел, так как на перенесённый с вечера доклад явился военный министр Ванновский[7], а вслед за ним незапланированного приёма попросил Трепов.
А ещё Танеев передал записку от Мама́, которая вновь приглашала Никки на второй завтрак…
— Твою дивизию… — тихо выругался я, понимая, что новая порция нервического общения с «семейством» неизбежна.
К Ванновскому у меня пока вопросов не было, точнее они были, но я решил не торопиться. Пётр Семёнович оказался импозантным, похожим на профессора, седым старичком, и даже борода его была довольно приличной. В отличие от той, что украшала дварфа-переростка Горемыкина. В прошлую нашу встречу он благоразумно не вмешивался в скандальное увольнение Дурново и Горемыкина, да и я к нему не приглядывался — не до того было.