Тыдыщ-тыдыщ!
Состав ехал через ближнее Подмосковье, а я сидел в салоне, прихлёбывал кофе и старательно отстранялся от окружающего… Большое царское семейство шумело и веселилось, время от времени пытаясь втянуть в свои разговоры и меня. Но пока удавалось отделываться общими фразами и старательно изображать задумчивость.
«Интересно, сколько я так смогу продержаться?.. Пока начался лишь пятый день…»
Кроме семьи и Победоносцева в поезде находилась парочка адъютантов и ещё какие-то персоны — и с этим также была проблема! Пока что мне удавалось избегать плотного взаимодействия с ними — все деловые контакты я замыкал на Танеева и общался лишь с ограниченным количеством министров…
«Да я даже их не знаю!.. Вот что это за хмырь?..» — мой взгляд равнодушно скользнул по крутившемуся рядом человеку в придворном мундире.
Тыдыщ-тыдыщ!
В поезде было жарко. Никак не получалось сосредоточиться — размышления бегали от размытых воспоминаний о ночном сновидение до злости и опасений насчёт взаимодействия с «родственниками», цепляя по дороге реорганизацию правительства, испанский и китайский вопросы, а также финансы…
«А ведь меня там убили…» — наконец получилось сформулировать ускользающую ещё с утра мысль.
Тыдыщ-тыдыщ!
Если сон был не просто сном, а воспоминанием о прошлой жизни, значит, я не разбился при падении с мотоцикла… А меня застрелили преследователи на чёрном БМВ!
Тыдыщ-тыдыщ!
Более ничего вспомнить не удавалось, и я переключился на размышления о доступных императору финансовых средствах. Денег в ближайшее время мне понадобится очень много! Прошедшим вечером у меня был на приёме ещё один человек — по моей просьбе Танеев пригласил на доклад Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова[3], министра Двора[4].
Воронцов-Дашков оказался высоким плотным человеком с кустистыми размашистыми усами, но при этом он не носил бороду, и это мне снова импонировало. С руководителем этой наиважнейшей для императора организации обсудили вопрос совершенствования канцелярии, поскольку за прошедшие пять дней уже смог понять, что Танеев изрядно зашивается от нового жизненного темпа. А затем осторожно, стараясь не вызвать подозрения незнанием, позадавал вопросы о средствах императорской фамилии.
И сейчас, в дороге, пытался размышлять об услышанном. Общий масштаб состояния Николая поражал. Он, то есть теперь я, владел какими-то бесчисленными сотнями миллионов рублей. Если умножить эту величину на примерный курс для сопоставления с деньгами двадцатых годов XXI века, то выходила кругленькая сумма в 200–300 миллиардов долларов. Конечно, это сопоставление было весьма условным — ну не знал я как правильно переводить!
«Да и пофиг!» — покатав цифры в уме, мечтательно зажмурился, — «А что, если все эти капиталы вложить в развитие России?..»
Мои грёзы прервал длинный паровозный гудок и резкий рывок — поезд начал торможение. Открыв глаза и мысленным усилием развеяв вокруг себя бриллиантовый дым, я посмотрел в окно — за жидкой цепочкой оцепления, в сотне метров от нашего пути копошились какие-то оборванцы. Множество мужчин, одетых в бесформенные грубые, чуть ли не домотканые одежды и колпаки, что-то рыли, долбили и перетаскивали. Заинтересовавшись картиной, пригляделся и понял, что они строят железнодорожную ветку.
— Никки, ты совсем отдалился от общества, — я вздрогнул от голоса Александры Фёдоровны и оглядел салон, заполненный разнообразными великими князьями, принцессами и прочими аристократами.
А затем опять посмотрел в окно и снова в салон — контраст поражал.
— Никки, закурим? — рядом оказался весёлый Сандро с пачкой папирос в руках.
— Я решил бросить это занятие. Пока держусь, — отрицательно покачал головой я. — Размышляю о духовном перед посещением Лавры.
Поезд ещё раз дёрнулся и возобновил движение, набирая ход. А я смотрел в окно, на редкую цепочку царской охраны и работавших вдалеке людей.
«Эх, многое предстоит ещё сделать, чтобы эти крестьяне начали жить по-человечески…»
Жалко, что значительная часть царских капиталов — это не деньги, а множество накопленных за столетия драгоценностей, недвижимость в виде дворцов и разнообразных императорских театров, огромные земельные угодья, названные почему-то кабинетскими землями[5], рудники, промышленные предприятия.
Из реально располагаемых средств я мог сейчас рассчитывать на денежные накопления в английских, французских, американских и немецких банках, общей суммой более четырёх десятков миллионов, а также денежный доход, происходящий от эксплуатации царского капитала, который в ежегодно составлял около 20 миллионов рублей.