— Государь, в Петербурге со вчерашнего дня массовые стачки на фабриках. Полиция была вынуждена применить силу для разгона толпы.
Я аж привстал с постели от неожиданности…
«А сейчас точно 1896 год?.. Может, меня в 1905 занесло?..»
— Насколько тяжёлая ситуация?
— В целом, силы правопорядка справляются. Я распорядился начать расследование причин. Судя по всему, рабочие недовольны условиями оплаты труда.
— Гхм… Ладно, это чуть позже… — мои глаза красноречиво показали на папку.
— Слушаюсь, государь! — Трепов молодцевато подтянулся, прокашлялся и начал докладывать.
— Нападавших было двое. Оба многократно проверенные служащие железной дороги. Ранее привлекались для приёма царского поезда и иных августейших особ. Никаких порочащих их фактов прежде не было.
— Однако… Но что ими двигало?
— А вот здесь начинаются странные и жуткие вещи, государь! Бомбу кинул титулярный советник Титов. Он за четыре дня до покушения — девятнадцатого мая потерял от горячки молодую жену, а уже двадцатого купил в нескольких оружейных лавках изрядное количество охотничьих боеприпасов. И именно из них сделал бомбу.
— А что второй? — не утерпел я.
— Со ним всё ещё хуже. Коллежский секретарь Агранович… На его квартире нашли следы жестокого убийства… Жена и малолетний сын… Соседи видели их последний раз двадцатого числа. И двадцать второго Агранович стрелял в вас из обреза своего охотничьего ружья, а Титов бросал бомбу. Никаких связей с террористическими организациями в обоих случаях установить пока не удалось.
— Звучит крайне жутко… — заметил я.
— А выглядит ещё страшнее! Словно жертвоприношение устроили… — добавил Трепов.
У меня в голове пронеслись различные байки про евреев, и кровь христианских младенцев, после чего я осторожно спросил:
— Дмитрий Фёдорович, а этот Агранович… Он еврей?
— Нет, государь. Такую версию проверили сразу же, как увидели место… Гхм… Место преступления… Агранович белорус, православный, и все предки его также были православными. Здесь дело в чём-то другом.
— А-а-а… — в раздумье потянул я. — Они оба мертвы? Допросить не удалось?
— Оказали сопротивление и убиты на месте.
— Жаль… Над профессиональными навыками охраны придётся работать. Во всех смыслах.
— Так точно, государь!
— Что пишут в прессе? Как это повлияло на общественное мнение?
— Я отдал приказ засекретить все обстоятельства гибели семьи Аграновича. Стоит только слухам расползтись, нам не миновать еврейских погромов.
— Это вы правильно поступили, это совсем не к месту. Тем более что в Петербурге… Кстати, что там происходит?
— На следующий день после покушения, двадцать третьего мая ткачи Калинкинской бумагопрядильной мануфактуры, что на Обводном канале, прекратили работу[3].
Примечания
[1] Улица Каляева всем известна? Московский губернатор великий князь Сергей Александрович (29.04.1857−04.02.1905) сын Александра II, был убит Иваном Каляевым в 1905 году. Этот дядя Николая II, как и почти все Романовы, фигура противоречивая. С одной стороны, ужесточал ограничения для евреев вне черты осёдлости, но, с другой стороны, заботился о благоустройстве Москвы, занимался раскопками в Палестине. Был сторонником жёсткой политической линии в отношении оппозиции, но при этом поддерживал «зубатовщину» и Д. Ф. Трепова. Александр Михайлович в своих мемуарах отозвался о нём негативно. Широко известны подозрения в неестественных наклонностях к мужчинам, однако твёрдых свидетельств тому нет. Был женат на старшей сестре императрицы Александры Фёдоровны. Своих детей не было, однако Сергей Александрович много времени посвятил воспитанию детей своего брата Павла Александровича — Марии и Дмитрия (того самого, который потом участвовал в убийстве Распутина).
[2] История Кирилла Владимировича, потомки которого в наше время устраивают потешные монархические машкерады, широко известна. Думаю, что нет смысла расписывать его биографию.
[3] Петербургская стачка 1896 года, она же забастовка текстильщиков, она же (как её называл В. И. Ленин) «промышленная война». Началась из-за невыплат рабочим содержания за «царские коронационные дни», затем последовали требования оплаты за подготовительные операции в начале и конце смены. И наконец, ткачи стали требовать сокращения рабочего дня с 13–14 (!) часов до 10,5 часов. За семь дней, к 1 июня стачка охватила почти 10 тысяч человек, а к 7 июня бастовало 18 фабрик и от 18 до 30 тысяч рабочих. Первоначально власти не вмешивались, полиция занималась уговорами, однако вскоре было введено военное положение, начаты оцепления, облавы, обыски, аресты. Власти силой загоняли бастующих на фабрики. Постепенно всё успокоилось, а Витте даже выступил с заявлением о поддержке рабочих.