Чичи засмеялись. Не все, конечно, раненые стонали и выли от боли.
Мы устали, чичи устали.
— Ладно, мушкетер, победил, — сказал Али. — Мы тебя не тронем. И гудок-пидорок пусть живет. Мы никого у вас не тронем. Земляка вынем и уйдем. Уйдем, да. Я дверь открою, ты мне не мешай.
Сипа дотянулся, ударил его по руке. Это было слишком даже для Али. Он уронил прут, зарычал, сел на корточки, прикрыл ладонью глаза, вытер слезы. Он ничего не соображал от боли.
Чичи загалдели, опять начали тыкать уголками, а Сипа лупил их по рукам, по головам, и они снова отступили.
— Подожди!
Обезьян схватил Сипу за руку. Я и не заметил, как он подошел.
— Тихо все!
Чичи послушались, затихли.
И Сипа затих.
Обезьян подошел к решетке:
— Главный кто?
Али показал на одноглазого:
— Он старейшина наш.
— Чего тебе надо, старый?
Одноглазый молчал, и все в проходе молчали.
— Я тебя спросил, старый, ты ответь мне. Скажи, чего тебе надо, и прекратим драку.
Одноглазый мотнул головой, не смог выдержать тяжелого африканского взгляда.
— Давай спокойно разберемся, по порядку. Согласен, старый?
Одноглазый считал себя хитрым и мудрым чеченом.
— Согласен. Давай разберемся.
— Я предлагаю разойтись мирно. Просьбы, предложения?
— Земляка хотим обнять. Хотим поговорить, нам есть что вспомнить.
Обезьян показал пальцем на Адамчика:
— Этот зверек, про него говоришь?
— Он друг мой, сын мой, земляк.
— Понимаю. Если бы не этот зверек, ты бы к нам не лез, старый?
— Зачем плохое слово сказал?
— Извини, старый, повторю вопрос в корректной форме. Если бы твой друг, сын и земляк не сидел в нашей клетке, ты бы нам мешал отдыхать после обеда?
Одноглазый понял, что вопрос не простой и надо придумать, как ответить. Но не придумал. И ответил, как проще:
— Нет. Не мешал бы.
Обезьян пошел к нарам, поднял Адамчика за плечо.
— Вот этот сын твой и друг?
— Да.
Одноглазый все еще не понимал, что сейчас сделает Обезьян.
— Я драться не хочу, я мирный человек. Но я хочу спокойно поспать после обеда, а вы лезете, шумите, нехорошо.
Обезьян бодком свалил Адамчика, перевернул лицом в пол, уперся в спину коленом и надавил. С громким хрустом сломался позвоночник.
Одноглазый охнул. Всё произошло слишком быстро.
— Зачем ты так? Зачем?
Адамчик дергался в смертных судорогах, елозил по полу, гремел железом. Зря родители назвали сына именем первого человека. Назвали бы проще, вдруг бы да и жил проще и ой как хорошо бы жил: с неверными не пошел воевать, поехал в Москву, устроился на первое время мерчандайзером в сетевой магазин, любовницу завел, кассир-контролер в том же магазине, старше лет на 15, но зато квартиру не надо оплачивать, по сговору можно покупателям лишние суммы в чеках пробивать за некупленные товары, а товары эти воровать, потом зарегистрировался как индивидуальный предприниматель, на строительном рынке торговал сантехникой, продавщиц нанял и трахал их, когда хотел, и в подсобке и домой водил.
Адамчик затих.
Обезьян запихнул труп под нары.
— Не мешайте людям отдыхать после обеда.
Одноглазый закричал и повторял потом еще долго одно и то же:
— Всех убейте, всех!
Чичи и рекруты теперь не тыкали между решеток, не отвлекались, а били по замку, а мы били их по рукам. Все в нашей клетке поняли, если чичи прорвутся, будет плохо, и разломали шконки, вооружились уголками.
Чичи, даже те, что стояли на лестнице и ждали заложника, отвлеклись на драку и забыли про спецназ.
Внезапно распахнулась шлюзовая дверь. Наверное, смазали маслом запоры и маховики, и они не клацнули, не заскрипели.
Рекс просунул автомат, выпустил короткую очередь.
Чичу, который стоял ближе, снесло голову, тому, который стоял за ним, пули попали в грудь.
Еще очередь, и срикошетившие от потолка пули достали полосатых в проходе.
Полосатые затопали, поспешили укрыться в клетках. И только раненые не испугались выстрелов. Может быть, пули представлялись им избавлением от боли.