— Колонисты, внимание! Вам разрешается снять наручники!
Катер набрал скорость, вышел на курс, прошел мимо оранжевого буя.
Полосатые сидели на корточках, руки бабочкой, ни один не встал. И я не встал.
— По номерам на бирках найдете ключи!
И полковник выключил мегафон.
С теплохода донесся разорванный ветром, задавленный тучами гудок. Серая морось накрыла катер, и он исчез. А теплохода уже давно не было видно.
Полосатые бросились к ключам. И не было ни одного, кто бы отошел в сторону и дожидался, когда кончится толкотня.
Первыми добежали до брезента я, Сипа, Толя Слесарь, Моряк, Обезьян, Якут, Махов, Асланбек, Аржанов — все из последней высадки, потому что мы сидели ближе к берегу.
Вместо того чтобы спокойно пересматривать бирки, Толя Слесарь хватал ключи горстями, и Обезьян ткнул его локтем. Толя Слесарь повалился навзничь, и кто-то другой — не Обезьян — вырвал у него ключи.
Подбежали остальные.
Упал Махов, какой-то чич пинал его и сам упал, Моряк камнем разбил голову.
Асланбек наклонился поднять ключ, ему наступили на руку, надавили что есть силы, сломали пальцы.
Хотя я не взял ни одного ключа и ни на кого не нападал, меня ударили в грудь, пнули в живот — с замаха, но пыром, несильный получился удар.
Аржанов ударил кого-то коленом в лицо, сломал нос, отнял ключ.
Моряк размахивал кулаками, бил по-боксерски, увлекся, забыл, что из-за ключей драка.
Сипа схватил несколько ключей, сунул наобум, вдруг подойдет, понял, что, даже если повезет и он отыщет ключ с биркой «41», без посторонней помощи открыть наручники невозможно: из-за распорки между кольцами заскорузлые неловкие пальцы не могут удержать ключ в замке, и бирка мешает, прочно приделана, просто так не отцепить.
— Иван Георгиевич, помоги мне!
А мне кто поможет? От удара дыхание сбилось, согнулся кишки наизнанку, было бы чем блевать, выблевал.
Гога Звягинцев заметил, что у Сипы слишком много ключей, и ударил, вцепился в руку, укусил, испустил крик восторженный, он нашел свой номер.
Окровавленный брезент мяли десятки ног, в тапках и без, какие уж тут тапки.
Али, перемешивая чеченские слова с матом, командовал своими. Он поставил нескольких в стороне от брезента, приказал не лезть в драку, сказал, они будут сортировщиками.
Чичи отнимали, подбирали ключи и бросали сортировщикам. Али выкрикивал номера, помогал снять наручники. Первым он вытащил из толпы и освободил одноглазого, но тот опять полез драться. Али попытался его остановить, но одноглазый ошалел от крови, снятые наручники использовал как кастет и бил, вдохновенно бил по головам.
Когда несколько чичей освободились, Али скомандовал:
— Бегом к ящикам! Топоры берите!
Одноглазый, услышав про топоры, опомнился.
— За топорами! Быстрее!
Я слышал крики. Но что я мог сделать? Вот если бы руки были свободными. Хотел Сипе сказать, что чичи порубят нас топорами. Но он облизнул натекшую из носа кровь и зарычал, вцепился кому-то в горло. Он ничего не соображал, псих. И никто ничего не соображал, кроме чичей. Дрались все, даже Махов, хотя избили его в кровь, и дышал он, как насос пробитый, но пинался без остановки.
Я до кости разбил наручниками запястья, но не чувствовал боли. Я очень хотел найти ключ, свалил парня вертлявого, хер знает кто такой, расцепил скрюченные его пальцы, отнял ключ и, убедившись, что бирка не та, ударил ключом его, кусающегося, щеку ему разорвал.
Брезент смяли.
Я увидел втоптанный в гальку ключ, но не поднял, на бирке был другой номер. Мой — 77. Плохой номер, 2 косы — это двойная смерть.
От складского навеса бежали вооруженные топорами чичи.
— Бегом! Бегом!
И топот по гальке, тяжелое дыхание. Молча бежали.
Я понял, будут убивать.
Одноглазый с ходу опустил топор на голову парня вертлявого с пораненной мною щекой, он наклонился за ключом, не видел, что топор на него летит. Но в последний момент рука одноглазого скользнула по гладкому топорищу, лезвие свалилось наискось, срезало ухо. Парень упал на спину, зажал ладонью кровавую рану. Одноглазый опять замахнулся, но парень перекатился в сторону, спрятался за валуном.
Чичи стенкой пошли на нас. Рубили не всех подряд, а только тех, кто не сразу отдавал ключи. Чичей оказалось всего-то около 20, но никто им не сопротивлялся.
Вокруг смятого брезента остались 7 зарубленных и забитых, мертвых и умирающих, и еще один полз, оставляя на гальке темный след.
Чичи оттеснили нас к морю, взяли в полукольцо, заставили зайти в воду.