Мы прервали производственный процесс и Тэтсуо хмурится, бросая взгляд на меня и Сомчая.
— Скоро там? — спрашивает голая девушка, не отрываясь от телефона: — у меня сегодня сокращенный день, сегодня нянька у Харуто уходит в обед. Я предупреждала.
— Потерпи, дорогая — отзывается Тэтсуо: — не видишь, у нас тут… гости. Кстати — он смеривает взглядом Сомчая: — а ты не хочешь присоединиться? У нас мужчин как раз не хватает, современная молодежь и минуты не держится, а ты — силен.
— Что ты сказал? — гора мышц, увенчанная лысой головой со шрамами — лишь слегка качнулась в его сторону, скорее обозначая движение, нежели двигаясь, но этого хватило, чтобы Тэтсуо побледнел и торопливо поднял руки. Сомчай умеет быть грозным, да. Ему для этого даже и делать ничего не надо — просто посмотреть на тебя.
— Эй! Все в порядке, не хотите — не надо. Просто потрахались бы на халяву. — говорит Тэтсуо: — а то мои все закончились уже. Хорошо-хорошо. Конечно я уделю вам время… все-таки вы от Кумы.
— Ребята и девчата! Перерыв полчаса! — кричит он и недовольный ропот служит ему ответом: — можете покурить! Никакого алкоголя! Сай, присмотри за Иоши… и чтобы были готовы через полчаса — продолжаем съемки!
Кабинет у Тэтсуо — одно название. Это небольшая каморка, где с потолка свисают какие-то провода, пластиковые панели частично выбиты, частично потрескались, окон нет, на стенах — стеллажи с пыльными залежами бумаг и дисками, на одной стене — плакаты с голыми девушками и рекламой. В одной я узнаю Кимико, только с длинными черными волосами. Она одета в традиционное кимоно, которое распахнуто на груди и ее нога видна до самого бедра в разрезе, в руке она сжимает катану, ее глаза светятся красным, кроваво-красные губы раскрыты в полуулыбке, обнажая клыки. Красные иероглифы поперек ее пояса гласят «Интервью с вампиром! Откровенная версия!»
Тэтсуо скидывает какие-то папки с продавленного кресла и садится сам, жестом указав на старый стул напротив и не менее старый диван у стены. Я сажусь, а вот Сомчай, покосившись на диван — предпочитает встать у меня за спиной. Сказать, что Сомчай не в восторге от своей роли «громила за плечом у мажора» — ничего не сказать. Но слово Кумы — кремень, вот и отрабатывает.
— Надо полагать ты по поводу Марии Танака? — предупреждает меня несменяемый глава трех студий, находящихся на старом консервном заводе: — выкупить контракт и жениться? Да ради бога. Тридцать миллионов иен отступных и пусть катится на все четыре стороны.
— По поводу — киваю я: — но речь не о выкупе.
— Вот как? Тогда? — он кидает быстрый взгляд на Сомчая: — беспределить будете? Кума своих громил пошлет? Это не по-людски. Все так скажут. У меня защита есть, семья Оды из Киото.
— Дошли до меня слухи … — говорю я, нагнетая атмосферу.
— О чем? О том, что я тут эксплуатирую девочек и насилую их направо и налево? — Тэтсуо хлопает себя по карманам, не находит того, что искал и роется в ящике стола. Достает пачку сигарет и зажигалку. Закуривает. Барабанит пальцами по столу.
— Смотри, малыш — говорит он, наклоняясь вперед: — ты думаешь ты тут первый рыцарь в сияющих доспехах? Сколько я вас видел — отцы, братья, возлюбленные… вы все — сразу же норовите старого Тэтсуо в морду бить. А что я сделал? Я их сюда силой приволок? Я их заставил одежду снять? Я их заставил на условия соглашаться? Они просто хотят заработать деньги, а как только семья узнает — так сразу «ой, меня заставили». Если кто-то и виноват, так это капиталистическая модель развития общества и перекос в сексуальных ролях мужчины и женщины. Ты конечно можешь приказать своему Конану-варвару мне голову оторвать, но тогда и у Кумы неприятности будут, все-таки Ода из Киото — это сила. Ну и … самое главное — а толку? Твоя Мария Танака — шлюха, эй я в хорошем смысле слова! — поднимает руки он: — Она — просто рождена для такого ремесла и вот ничего ей не дается так легко как это. Она все равно найдет себя в этом. Все равно будет трахаться налево и направо, будь то за деньги или бесплатно — когда перестанет нуждаться в деньгах. И если вы поженитесь — то она начнет наставлять тебе рога на второй день. Конечно, если тебе это нравится… — он пожимает плечами, оставляя фразу висеть в воздухе. Я молча смотрю на него. Он суетиться, а это — хорошо. Нет необходимости раскрывать свои карты сразу, у него в голове своя модель вселенной, своя версия происходящего, лучше дать ему высказаться.
— Это — блядская жизнь — продолжает он: — да, не всегда приходится делать то, что ты хочешь, но мы все так живем! Кто-то не хочет стоять у станка, а кто-то — брать в рот сразу два члена. Но надо зарабатывать деньги и поэтому работают станки и снимается порно. А вы думаете я тут мед пью?! Знаете, сколько сейчас зарабатывают на съемках? Сущие гроши! Потому что этот проклятый интернет! Стоит только включить и голые бабы изо всех щелей лезут! Какие-то дилетанты демпингуют цены, они и бесплатно готовы себя снимать, просто потому что им нравится! А у меня актрисы, у меня актеры, у меня массовка, у меня декорации, аренда, амортизация оборудования и конечно же выплаты за «крышу»! Да я еле концы с концами свожу, а если Мария «стрельнет» на шоу — хоть какой-то шанс все отработать. Я между прочим в нее вложился, столько денег, столько средств… грудь, например. Ну не бывает такой груди у девушек такой комплекции! Потому — бейте! Да, бейте меня, ломайте мне пальцы, но я Марию не отдам! — Тэтсуо пыхтит и его лицо покрывается красными и белыми пятнами.
— А кто сказал что вам надо отказаться от денег, которые принесет Мария-сан в будущем? — спрашиваю я и вижу, как Тэтсуо замирает: — более того, я предлагаю вам увеличить денежные поступления в разы. Я — на вашей стороне.
— Эээ… это как? — спрашивает Тэтсуо: — мы сейчас о чем говорим?
— Смотрите … — я наклоняюсь вперед, и мы начинаем разговаривать — на этот раз уже серьезно. Сперва я обозначаю его бедственное положение, о котором он уже в курсе. Об отсутствии контракта, что может быть на пользу, когда ты имеешь дело с безграмотными «голоногими», но все меняется, когда в дело вступает кто-то вроде Кумы. Кума скажет «а что у тебя за договор был с девушкой? А ну — покажи?» а все ваши устные «она должна работать на меня пока не помрет» — отметет и будет прав. По-людски, как тут говорят.
Тэтсуо плюется и шипит, совершенно теряет человеческий облик, Сомчай применяет свою «магию персонального угнетения», положив руку ему на плечо. Тэтсуо сникает, и я говорю, что на самом деле — есть выход. Мы переводим Марию в профсоюз и… тут Сомчай снова вынужден вмешаться, потому что Тэтсуо решает закосплеить Кимико с плаката про вампиров, плюется пеной и у него краснеют глаза. Господи, закатываю я глаза, да выслушайте меня наконец! Мы сделаем это формально, на публику, на шоу. Ваша доля останется с вами — чтобы мы не делали. А мы будем делать и в конечном счете это вам еще денег принесет. Ваши активы — так и так останутся у вас. Что касается Марии, которая Кимико — то она все равно уже вышла немного на другой уровень и как всякая примадонна — неминуемо зазвездится и будет требовать другого отношения. И тут все просто — либо вы соглашаетесь на ее условия и мое предложение и продолжаете получать деньги, либо мы сейчас расплевываемся и расстаемся, а вместо Марии я вам судебный иск вчиню. А Сомчай — ногу сломает. На выбор — какую.
Тэтсуо задумывается. Косится на Сомчая. Уточняет детали. Мы снова склоняемся друг к другу. Он умеет торговаться и долгих полчаса взываний к совести, угроз, внушений, спустя пять выкуренных сигарет и два нервных срыва — мы бьем по рукам.
Когда мы с Сомчаем выходим на улицу и наконец вдыхаем свежий воздух — от избытка кислорода кружится голова.
— Знаешь — говорит он задумчиво: — а я себе их работу по-другому представлял. Как-то… более красиво, что ли. Хорошо, что Косум с собой не взяли.
— Романтики в процессе съемки и правда маловато — отвечаю я, припоминая, с каким деловитым видом девушки принялись за работу, едва Тэтсуо вернулся на съемочную площадку: — как там — так сладок мед, что наконец он горек. Избыток вкуса убивает вкус.