Пантелимон не стал дожидаться вторичного приглашения. Он снял пальто, подсел к огню и стал греться. Затем пришел хозяин — смуглый здоровенный детина.
Он был несколько мрачен и встретил гостя довольно равнодушно. Пантелимон решил, что это из-за погоды. Сели за стол. Хозяин достал бутылку водки, налил гостю, затем выпил сам, потом налил жене, все в одну и ту же рюмку. После третьей рюмки у хозяина развязался язык, и он стал расспрашивать гостя, как тот попал к нему на ночлег. Пантелимон рассказал о своем разговоре со Стратулатом и как тот сказал ему: «Иди к Некулаю Тимофти, это человек хлебосольный, а главное, честный». Как он задержался в Лунке, сбился с пути и испугался, потому что ему показалось, будто он заблудился. Как долго он бежал, пока наконец не добрался до места.
— Куда? — спросил хозяин.
— Сюда! — ответил Пантелимон, не подумав о том, что даже не спросил, находится ли он в Бэйень или в Лунке, в хате Некулая Тимофти или у другого мужика. На душе у него было весело, радостно, он с удовольствием пил рюмку за рюмкой и разговаривал. А хозяин все наливал и смеялся. Но, собственно, почему он смеялся? Ах, да! — он о чем-то говорил с женой. О нем говорил. Над ним смеялся…
— Ха-ха-ха! Погляди-ка на него! Ты слышишь, Ана! Добрался до места! Ха-ха-ха!
Женщина, сжав губы и нахмурившись, кольнула его недовольным взглядом и хотела убрать со стола бутылку. Но муж схватил ее за руку и снова захохотал.
— Ха-ха-ха! Ты что, не слышишь? Он пошел к Некулаю Тимофти, потому что к нему послал его Стратулат и завтра утром его оттуда заберет.
Женщина вырвала руку и повернулась к плите, чтобы вновь наполнить миску.
Тут хозяин подмигнул ему и налил еще рюмку. Пантелимон развеселился, подмигнул в свою очередь хозяину и притворился серьезным. Но его разбирал смех, непонятно только почему. Ведь нужно было встать и уйти к Некулаю Тимофти. Надо было поблагодарить и уходить. Почему же он не встал из-за стола? Нет, он встал. Он хотел уйти. Он уже понял, что находится не у Некулая Тимофти, и хотел уйти. Но его начали уговаривать и хозяин и хозяйка. Куда он пойдет среди ночи? Вон какая вьюга разыгралась! Слышите, как завывает ветер, как скрипит журавль у колодца, как скулит собака под дверью. А до села, до этого самого Некулая Тимофти, около часу пути, через пустынное поле, болото и кустарники.
Он заставил себя уговаривать, хотя прекрасно знал, что не ушел бы оттуда, даже если бы его прогоняли. Да, так все и было. Остался у каких-то неизвестных людей, в доме, который, как назло, попался в поле на его пути. После этого он беззаботно лег спать. Еще спросили, не оставить ли ему на ночь лампу. Они всячески за ним ухаживали, но их мысли были так же черны, как и ночь на улице. Как эта ночь, которая может поглотить его навеки. Ведь теперь кто знает, что он здесь? Никто. Все спят. Все крестьяне в Бэйень, Лунке, Богате спят, как спят люди и во всех других селах. Никто не знает, что он, Пантелимон Матаке, находится в заброшенном домике где-то в пойме Молдовы. Кто вспомнит завтра о Пантелимоне Матаке? В городе знают, что он где-то в селе, а мужики знают, что он пошел в город. А в это время его труп будет валяться где-нибудь в овраге или воды Молдовы прибьют его к корням старых вязов.
— Уснул?.. — вдруг услышал он шепот хозяина в соседней комнате.
— Когда ты наконец угомонишься? — раздраженно ответила ему жена тоже шепотом.
Пантелимон оцепенел от ужаса. Его так и подмывало вскочить с постели и убежать раздетым, с одной только сумкой в руке, но он почувствовал, что силы его покидают, и им овладело ощущение какой-то пустоты; сердце стучало молотком, и удары его отдавались в висках. Несколько мгновений он оставался недвижим, словно мертвец, потом пришел в себя. Мысль его лихорадочно работала. «Они» в той комнате. Здесь, у самого изголовья, окно. Надо одеться, выпрыгнуть в окно и бежать. Куда? Ведь хозяин мигом его догонит. Ведь это великан. Куда до него Пантелимону! Его только одежда делает солидным, а шапка — высоким.
Пантелимона одолевали самые противоречивые мысли. Одни внушены страхом, рисуют жестокие и кровавые картины. Другие отважно возражают им. Быть не может! Никогда они этого не сделают! Ведь это люди. Есть у них душа. Вчера они смеялись, угощали его, упрашивали остаться переночевать. Разве будут так обращаться с человеком, против которого затеяли злое дело? Уж наверняка приметил бы он что-нибудь, хоть какое-нибудь перемигивание. А то оставили у себя его ночевать, потчевали, угощали водкой, уложили в чистой горнице.