Вдруг он остановился, не закончив говорить, и снова иронически усмехнулся.
— Итак, я думаю, все понятно. О чем тут еще говорить? Где закон, там нечего торговаться. — И он гордо поглядел на Георге Котуна, точно хотел ему сказать: «Ну, вот видишь, как я его отделал?»
Котун что-то пробормотал и нервно зашагал по комнате, громко фыркая, как бык. Время от времени он останавливался, выпячивал грудь и бросал убийственные взгляды на Иона.
Ион неподвижно стоял, прислонившись к двери, словно опасаясь, как бы чего не случилось, как бы эти двое не бросились на него, не оттеснили его в сторону и не добрались до телефона. С Пужинэ ничего нельзя было поделать: он писарь и в примэрии на своем месте. Но вот Котуну что здесь надо? А что, если он потому и пришел, что был послан барином позвонить по телефону в префектуру? А может быть, он уже и позвонил? Почему люди пропустили его? Вдобавок откуда знать, может, этот плешивый писарь тоже приспешник барина? Наверняка так оно и есть. Тогда почему бы ему не защищать управляющего? Нет, будь что будет, надо выдворить отсюда их обоих. Да, писаря тоже. До завтрашнего вечера. Нечего ему здесь делать.
— Видишь ли, в чем дело, господин писарь, — обратился Ион спокойным тоном к писарю. — Видишь ли, в чем дело. О земле нам нечего спорить. Это решает народ. А тебя по-хорошему прошу уйти сейчас из примэрии… Уведи и его — этого господина, чтобы мне не просить людей выводить вас…
Тогда, точно его кто стукнул дубиной по голове, писарь покачнулся, побледнел, схватился руками за виски и завопил пронзительно, пискливо:
— Чтоо? С кем ты говоришь, сударь? С какой стати ты сам-то здесь, а? Здесь тебе не фронт, сударь. Слышишь?
— Знаю! — мягко произнес Ион, и его голос окончательно взбесил писаря.
— Здесь ты у меня в примэрии, сударь! — взвизгнул тот, выпучив глаза. — И здесь я… слышишь? Я — государственная власть. Так что попробуй только — и я сейчас же позвоню префекту.
— Вот этого ты как раз и не сделаешь, — возразил еще мягче и спокойнее Ион и придвинулся плотнее к двери.
— Говоришь, не сделаю? А кто это меня остановит? Ты? Лучше бы снял шляпу: здесь не корчма, слышишь? И насчет земли этого человека — не играй с огнем… Что он, помещик, что ли? Что тебе от него надо? Давай подходить здраво, милейший, это тебе не игра…
— Ладно, хватит, мы сами все порешим! — сорвался с прежнего тона Ион и вышел, хлопнув дверью.
На улице он смешался с толпой и бесцельно зашагал вперед. В нем все кипело. Все тот же вопрос буравом сверлил мозг Иона: «Кто? Кто известил управляющего? Кто мог ему сказать? Откуда мог он так скоро узнать, что я… что я… Кто тот человек, который сообщил ему?» Ион еще с фронта испытывал какой-то ужас перед всяким предателем, он считал его самым коварным оружием, оружием, которое направлено против тебя в тылу и против которого невозможно бороться. И вот теперь Иона больше всего беспокоила мысль о том, что существует такой человек, который, побывав у него в доме и услышав все, отправился к Котуну и рассказал ему. Но кто этот человек? Кого следовало подозревать? Позади послышался глухой топот ног. Кто-то бежал за ним, тяжело дыша. Ион остановился. Он догадывался, кто это, и не ошибся: это был управляющий. В лунном свете лицо управляющего было белое, точно у мертвеца, а глаза горели как угли. Он прошипел сквозь зубы:
— Постой! Мне надо кое-что тебе сказать. Запомни… Попробуй только притронуться к моей земле… Попробуй только притронуться, — захлебнулся он, — и я тебя прикончу, слышишь?
Первым побуждением Иона было дать Котуну как следует по морде, но он сдержался. Ион повернулся спиной к управляющему и зашагал дальше, насмешливо бросив ему:
— Смотри не испугай меня, господин Котун! Лучше отправляйся-ка ты спать…
Рассвет застал все село в поле. По тропинкам торопливо шагали босые женщины. Над полем стоял гул голосов. Голубоватый свет зари осенял толпу, и животных, и темно-зеленую листву деревьев, и черную землю, жирную, влажную, поросшую сорняками, которая, казалось, еще спит тяжелым зимним сном; она простиралась, спокойная и величественная, вздымаясь холмами, до далекой межи, сливаясь с синевато-черной полоской леса у Кобыла. Со стороны пруда и речки в долине тянуло прохладным ветерком, освежавшим лица людей. Ветер с юга прогонял тучи, трепал платки и юбки женщин и сбрасывал янтарные капли росы на землю.