Когда старшая сестра пришла за ней, Раффаэлла уже была готова.
Содрогаясь всем своим жалким телом, бледная как смерть, с распущенными волосами, вошла она в зал. Глаза ее лихорадочно блестели, она пробовала улыбнуться.
Риккардо Барни разговаривал с юной студенткой и сначала не заметил Раффаэллу. Затерявшись среди множества людей, она искала его глазами и даже не слышала, как главный врач сказал ей:
— Сюда, сюда, детка!
Риккардо Барни обернулся на голос профессора и увидел Раффаэллу, которая с пылающим лицом пристально смотрела на него. Он совсем растерялся, побледнел как полотно. В глазах у него потемнело.
— Ну же! — крикнул профессор. — Идите сюда!
Студенты захохотали. Услышав их смех, Раффаэлла растерялась еще сильнее. Она увидела, что Риккардо отошел к окну, обвела зал испуганным взглядом, нервно улыбнулась и спросила:
— Что я должна делать?
— Сюда, сюда, ложитесь вот сюда! — крикнул ей профессор, который стоял возле демонстрационного стола, покрытого чем–то вроде ватного одеяла.
— Сейчас, сейчас, синьор! — торопливо ответила Раффаэлла, но ей не удавалось залезть на стол; она снова улыбнулась и сказала: — Никак не могу...
Один из студентов помог ей взобраться. Прежде чем лечь, она взглянула на профессора, красивого, высокого, гладко выбритого мужчину в золотых очках, и, указывая на молоденькую девушку, сказала:
— Пожалуйста, пусть меня разрисует она.
Студенты снова дружно расхохотались. Улыбнулся и профессор:
— Почему? Стесняешься, что ли?
— Нет, синьор. Просто лучше, чтобы она. — Раффаэлла обернулась и посмотрела на Риккардо, который по–прежнему стоял у окна, спиной к ней.
Белокурая студентка невольно проследила за ее взглядом. Она уже успела заметить, что Риккардо Барни смущен и растерян. Теперь она увидела, что он отошел к окну, и тоже ужасно смутилась.
Однако профессор уже окликнул ее:
— Что ж, прошу вас, приступайте к осмотру, синьорина Орлитц. Так и быть, уважим пациентку.
Раффаэлла легла на стол и посмотрела на белокурую студентку, которая осторожно подняла вуаль. Какая она красивая, стройная, кожа у нее белая, а глаза — голубые и нежные–нежные. Вот она сняла плащ, профессор протянул ей дермографический карандаш, и молоденькая девушка наклонилась над Раффаэллой. Руки девушки слегка дрожали, когда она обнажала грудь пациентки.
Раффаэлла закрыла глаза, стыдясь своей жалкой груди, на которую смотрело сейчас столько молодых мужчин, столпившихся возле стола. На сердце ей легла холодная рука девушки.
— Учащенное сердцебиение... — сразу же сказала синьорина Орлитц, убирая руку. Говорила она с сильным иностранным акцентом.
— Давно вы в больнице? — спросил профессор. Раффаэлла ответила, не открывая глаз, лишь ресницы ее тревожно дернулись:
— Тридцать два дня. Я почти выздоровела.
— Проверьте, нет ли у больной шумов в сердце, — продолжал профессор, протягивая белокурой студентке стетоскоп.
Раффаэлла почувствовала холодное прикосновение инструмента к груди, потом услышала, как девушка ответила:
— Шумов нет... Сильное сердцебиение.
— Сделайте перкуссию, — приказал профессор.
При первом же легком ударе Раффаэлла отвернулась, крепко стиснула зубы и приоткрыла глаза. Но тут же она снова закрыла их, изо всех сил сдерживая рыдания. Время от времени студентка прекращала перкуссию, стоявший рядом студент вынимал из стакана с водой карандаш и протягивал его синьорине Орлитц; слегка надавив на грудь средним пальцем, девушка проводила карандашом короткую линию. Раффаэлла, которая, пока ее выстукивали, лежала затаив дыхание, только в эти секунды решалась наконец глубоко вздохнуть.
Скоро ли кончится эта пытка? А он по–прежнему стоит у окна... Почему профессор не позовет его? Не прикажет взглянуть на изображение ее сердца. Пусть и он посмотрит на ее жалкую, иссохшую по его вине грудь, которую его белокурая подруга постепенно расчерчивала карандашом.
Наконец студентка закончила перкуссию. Теперь она соединяла между собой все линии, завершая общий рисунок. Раффаэлле хотелось взглянуть на точное изображение своего сердца, но силы покинули ее, и, не удержавшись, она разрыдалась. Профессор отослал ее в палату и раздраженно приказал старшей сестре вызвать другую больную, не такую истеричку и дуру, как эта.
Раффаэлла Озимо спокойно перенесла упреки старшей сестры. Улегшись в свою убогую постель, она с дрожью нетерпения ждала, когда студенты выйдут из конференц–зала.