— Я продам свою лавку и заплачу.
Он так и сделал и очутился вновь в столь же бедственном положении, как и тогда, когда его злополучный приятель предложил ему поехать на острова Зеленого Мыса. Однако событие получило широкую огласку, и поскольку честь Макарио была полностью восстановлена, торговый дом Перес и Ко, который посылал его на острова Зеленого Мыса, вновь предложил ему поехать туда, чтобы поправить дела.
— Еще раз отправиться на острова Зеленого Мыса?
— И еще раз хорошо заработать, ведь вы работаете как дьявол! — уговаривал его сеньор Элеутерио Перес.
Макарио не в силах был сдержать слез, видя себя вновь обреченным на нищету и одиночество. Он потерял все; все, что он заработал, испарилось, исчезло; и нужно было, запасшись терпением, начинать жизнь сначала, вновь претерпевать нескончаемые невзгоды в колониях, вновь содрогаться от отчаяния и работать до седьмого пота! А Луиза! Макарио принялся писать ей письмо, но, написав, разорвал его. Он хотел видеть ее; подойдя к Луизиному дому, он взглянул на их окна: в окнах горел свет. Макарио стал подниматься по лестнице, но вдруг его охватила тоска, ему было мучительно стыдно признаться в своем крушении, его била дрожь при мысли о разлуке с Луизой, он был в ужасе от того, что может ее потерять, что она может отказать ему или усомниться в нем! Захочет ли она еще ждать? Он не в силах был говорить с ней, объяснять, умолять; бесшумно спустившись по лестнице, он вышел на улицу. Был уже поздний вечер. Макарио брел по городу, озаренному безмятежной, тихой луной. Брел наугад. Вдруг из освещенного окна раздались звуки скрипки: кто-то играл мавританскую народную песенку. И Макарио вспомнил, как он познакомился с Луизой, как тогда ласково сияло солнце, вспомнил Луизино муслиновое платье в голубую крапинку. Незаметно для себя он снова вышел на улицу, где жила Луиза и где был магазин его дяди, и ему захотелось подойти к своему прежнему дому. Окно конторы было закрыто. Сколько раз он смотрел оттуда на Луизу, на легкие взмахи ее китайского веера! В окне второго этажа в дядиной комнате горел свет. Макарио отошел подальше и разглядел прислонившуюся к стеклу фигуру: это был дядя Франсиско. И Макарио с тоской подумал о своей прошлой жизни, уединенной, простой и тихой. Он представил себе свою бывшую комнату, старый письменный стол с серебряными замками, портрет матери, висевший на спинке кровати, столовую и в ней потемневший от времени старый буфет, большой кувшин для воды, у которого была ручка в виде разъяренной змеи. Что-то словно толкнуло его, и он постучал в дверь дядиного дома. Потом еще раз. Окно отворилось, и голос дяди спросил:
— Кто там?
— Это я, дядя Франсиско, я. Я пришел с вами проститься.
Окно закрылось, и через минуту, скрежеща засовами, дверь отворилась. В руке дядя Франсиско держал масляную лампу. Макарио увидел, что он похудел и постарел. Он поцеловал дядину руку.
— Поднимись, — сказал ему дядя.
Макарио, держась за перила, молча пошел за ним.
Войдя в комнату, дядя Франсиско поставил лампу на длинный дубовый стол и смотрел на Макарио, опустив руки в карманы.
Тот молчал и теребил бородку.
— Что тебе нужно? — вдруг закричал дядя.
— Я пришел попрощаться с вами: я снова уезжаю на острова Зеленого Мыса.
— Счастливого пути.
И дядя Франсиско, повернувшись к племяннику спиной, подошел к окну и принялся барабанить пальцами по стеклу.
Макарио постоял немного, потом, в отчаянии, сделал шаг к двери.
— Куда ты, безрассудная твоя голова? — остановил его дядя Франсиско.
— Я пойду.
— Сядь!
И дядя, в волнении шагая по комнате, стал громко восклицать:
— Твой приятель — негодяй! Скобяная лавка! Лучше ничего не придумал! Но ты — порядочный. Неразумный, но — порядочный. Сядь! Приятель твой — негодяй. А ты — порядочный! Ты был на островах Зеленого Мыса! Я знаю! Ты все уплатил! Разумеется! И это мне известно! Завтра же изволь занять свое место за конторским столом! Я распорядился починить твой плетеный стул. И на всех накладных изволь указывать: «Торговый дом Макарио и Племянник». И женись. Женись и будь счастлив! Я дам тебе денег. Понадобятся белье и обстановка. Я дам тебе денег. Все расходы за мой счет. Постель тебе приготовлена.
Макарио, растерянный, сияющий, со слезами на глазах хотел обнять дядю.
— Хорошо, хорошо. Прощай.
Макарио пошел к двери.
— Вот дурачок, ты что, не собираешься ночевать в своем доме?
И дядя, подойдя к маленькому шкафчику, вынул оттуда желе, блюдечко с вареньем, бутылку старого портвейна и бисквиты.