Теперь здесь собрался весь животный мир Эдема: прознав, что первый человек на земле заснул в пустынной роще и беззащитен во сне, звери примчались сюда в безмерной надежде погубить его и тем самым избавить землю от Разумной Силы, призванной подчинить себе Грубую Силу. Но из всего этого устрашающего скопища, от которого валил пар и которое уже не помещалось на поляне, где на ковре из мяты и мальв спал Адам, ни один зверь не осмеливался приблизиться к нему. Сверкали, хищно оскалясь, длинные клыки, торчали нацеленные рога, выпущенные когти в нетерпении рыли рыхлую землю; и голодные клювы на вершинах деревьев с жадностью клевали лунные лучи… Но ни одна птица, ни один зверь не приближались к первому на земле человеку: рядом с Адамом, охраняя его, возвышалась гордая белая фигура с белоснежными крылами за спиной, сияющим вкруг головы звездным нимбом, грудью, защищенной алмазной кирасой и огненным мечом в сверкающих руках…
Во всем своем пышном великолепии взошла заря, возвещая ликующей земле, ликующей от своей невинности, от того, что не было еще на ней ни рубищ, ни могил, высшую, величайшую и священную брачную радость. Адам проснулся и, хлопая темными веками, удивленный своим человеческим пробуждением, вдруг ощутил у себя под боком что-то большое, мягкое и нежное… В ужасе, который не покидал его сердце с тех пор, как он слез с дерева, Адам вскочил с таким шумом, что дрозды, соловьи, малиновки и все птицы, чьи песни славят радость и любовь, проснулись в роще и разразились поздравлениями и благопожеланиями. И, о чудо! Перед Адамом, словно отлепившись от него, стояло другое Существо, похожее на него, но более стройное, слегка покрытое шелковистой шерстью; Существо смотрело на него блестящими влажными глазами. Отливающая золотом рыжая грива крупными волнами спускалась до самых бедер Существа, округлых соразмерной и многообещающей полнотой. Существо стояло, скрестив руки, и под ними виднелись большие, тяжелые груди, темно-красной смуглотой напоминавшие плоды земляничного дерева, с торчащими набухшими сосками, окруженными неровным пушком. И, опускаясь перед ним движением медлительным и непостижимо сладостным на свои голые колени, это шелковистое и нежное Существо дарило ему себя с пленительной и щедрой покорностью. Это была Ева… Это была ты, достопочтенная наша праматерь!
IIIИ наступили для наших прародителей райские дни — ужасные райские дни!
Все их отчаянные усилия сводились лишь к одному: выжить, выжить наперекор Природе, то и дело, в ярости, замышлявшей их погубить. Адам и Ева провели эти времена, которые в библейских преданиях прославлены как Несказанные, трепеща от страха, визжа от ужаса, спасаясь бегством от опасностей. Земля все еще не стала совершенным творением, и Божественная Сила, продолжая трудиться над ней, беспрестанно ее улучшала, и улучшала со столь неуемным вдохновением, что на том месте, где еще утром шумел густой лес, к вечеру блестело зеркало озера, в которое ущербная луна разглядывала свою бледность. Сколько раз, когда наши прародители предавались отдохновению на склоне какого-нибудь девственного холма, лежа между серапилейрой и розмарином (Адам, уткнувшись лицом в Евино бедро, Ева, выискивая ловкими пальцами насекомых в Адамовой шерсти), они бывали сброшены с гостеприимного склона, словно со спины разъяренного животного, и летели вверх тормашками среди грохота, пламени, дыма и раскаленного пепла, извергаемых вулканом, сымпровизированным Иеговой из мирного холма. Сколько раз по ночам им приходилось с воем спасаться из уютной пещеры, когда над ней вдруг разливалось бурное море, которое ревело, бурлило, клокотало в горных ущельях, выбрасывая на поверхность мертвых черных тюленей. И даже когда мнилось им, что под ногами у них твердая почва, почва, только и ждущая, чтобы ее возделали и засеяли, она внезапно, взревев, словно дикий зверь, распахивалась бездонной пастью, поглощая стада, пастбища, родники, благодетельные кедры с горлицами, ворковавшими на ветвях.
Помимо этого еще были дожди, бесконечные эдемские дожди: они обрушивались на землю шумными потоками и шли день и ночь, заливая все вокруг, так что рай превращался в огромную глинистую лужу, откуда торчали лишь макушки затопленных деревьев и горные вершины, где сбившиеся в кучу уцелевшие звери ревели в страхе при виде подступавшей к ним воды. Наши прародители, укрывшись на каком-нибудь торчавшем из воды утесе, жалобно выли; ручьями струилась вода по их плечам и реками бежала по их ногам, и свежая глина, из которой слепил их Иегова, казалось, вот-вот готова была растечься жидкой грязью.