Жига говорит: — Ну и жарко мне, Андраш. — Я говорю: — Мне тоже. — А Лайош: — Я мозоль на ноге натер… Ну а ты как, Флоки? — Но у Флоки башмаки в порядке. Разве вот шерсти на нем многовато, да от мух нет житья. Поначалу он за ними охотится, но потом лень и жара одолевают и его. Даже самые жирные жаворонки и вороны оставляют его равнодушным; он, правда, поглядывает на них своими черными бусинами, но от преследования отказывается. Мы дошли до вершины холма и будто попали в самую средину пылающего костра. Оглядываемся по сторонам: до ближайшей тени, если идти вперед, полчаса ходьбы, обратно — не меньше. Солнце застыло в зените; нам кажется, из-за лучей доносится колокольный звон. Долговязый Жига что-то высматривает в дали. — Ребята, — кричит он вдруг, — там налево дом. Уж точно там будет вода.
И мы тащимся, будто смертельно больные, налево. В предвкушении воды жажда наша растет. — Далеко еще? — вяло спрашиваем мы друг друга и уже чувствуем, как низвергается в наши глотки прохладная влага. Мы бредем с обгоревшими докрасна лицами, еле двигая ногами, переглядываемся. Завтра опять работа. Ну и прогулочку мы себе устроили! Надо было купить термос, как у бойскаута Пали. Купить, а на что? Часть заработка мы отдали в дом, остальное ушло на еду. Теперь у нас ни гроша… Добравшись до леса, мы валимся в тень. Но отдых почти не помогает — хоть воздух здесь попрохладней, в горле по-прежнему сушь.
— Пойдем, Жига, — говорю я, — пойдем, чтоб тебя разорвало.
Я пытаюсь засмеяться, но мышцы лица не повинуются мне.
Жига тоже изображает что-то вроде улыбки; а Лайош, тот совсем сдал — еле тащится, понурив голову. Стволы деревьев напоминают теперь не серебряные слитки, а змеев, изрыгающих нам в лицо огонь. А желтые и синие бабочки — точно порхающие язычки пламени. Земля под ногами парит.
— Домик, приблизься! — взываю я к дому. И Жига шепчет: — Приблизься… — Мы пытаемся улыбнуться; хочется верить, что, как по волшебному слову, домик с белыми стенами и колодец с ведром на цепи двинутся нам навстречу.
Однако не дом к нам, а мы ковыляем к нему. И уже видим, что дом не простой, на стене вывеска: наверно, это корчма или лавка. И колодца-то не видать вблизи, его нету, а стоит под навесом стол, покрытый красной скатертью, вокруг стола — стулья. Мы приближаемся к дому, глаза у нас горят: что-то ждет нас здесь?
Лайош говорит: — Пацаны, у кого есть деньги? — Хриплый голос его звучит как с того света.
Мы шарим в дырявых карманах — кроме воздуха ничего там нет. Не падать духом, говорю я себе, попытка не пытка, пойду попрошу напиться бесплатно.
Я иду, а они остаются снаружи. Но, не успев войти, замираю на месте. Громыхая цепью, на меня движется огромный пес, он раскрывает пасть и заливается таким лаем, будто в глотке у него спрятана пушка. Я пячусь назад, и тут появляется высокая женщина. На ней юбка и блузка, больше ничего; она босая, с толстыми икрами. Юбка вьется вокруг ее ног.
— Что прикажете? — смотрит она на меня.
Теперь я чувствую, как трудно вымолвить: — Тетенька, дайте водички… — Но что еще я могу сказать? — Тетенька, — говорю я, — нельзя ли у вас попросить воды?
Зеленоглазая баба смотрит на меня таким взглядом, что я предвижу ее ответ.
— Десять филлеров стакан.
Трижды десять, с ужасом думаю я, да еще Флоки. Откуда нам взять столько денег!
— Тетенька, нам простая вода нужна!
— Колодца тут нет. Простую воду тоже носить надобно, отсюда добрых полчаса ходу; и хранить ее, остужать.
Она исчезает за дверью, разговор окончен. Ребята бросаются ко мне:
— Ну, что?
— Нет воды?!
В глазах их отчаяние.
— Десять филлеров стакан, — говорю я убитым голосом. Мы молчим, будто мертвые. В доме полно воды, а мы жаримся тут на солнце, подыхая от жажды.
Я опять иду к двери, стучусь: — Тетенька, ну пожалуйста, — прошу я униженно, — дайте хоть немного водички.
И тотчас за моей спиной раздается свирепый лай. Женщина будто собаке передоверила нам ответить.
Хоть бы муж у нее был помилосерднее, или еще кто-нибудь. Вдова небось… Лайош сидит на земле, уткнувшись лицом в колени, и, похоже, плачет от жажды. Флоки валяется в тени, будто дохлый. А Жига, я вижу, глотает слюну.
Но тут вдруг Лайош вскакивает, как сумасшедший: лицо у него в слезах, он весь трясется от злости: — Дайте воды! — хрипит он и, сжав кулаки, направляется к двери. — Тетка! — вопит он вне себя. — Давай воду, не то…